Круг земной

Богатство словаря скальдов не имеет себе равных в древней поэзии. В целом скальдическая лексика заметно выделяется на фоне древнеисландской прозы своей архаичностью: это и не удивительно, если мы примем во внимание, что благодаря жесткой стихотворной форме язык скальдических стихов почти не повергался изменениям в устной передаче. Среди архаизмов в словаре скальдов есть вместе с тем и такие, которые, по всей вероятности, вышли из повседневного употребления задолго до эпохи викингов и сохранялись только в языке поэзии. Но скальд черпает отовсюду: владея словами глубочайшей древности, он не гнушается и самой обыденной лексикой. Мастерство скальда не в последнюю очередь проявляется и в языкотворчестве, в умении использовать, не истощая, все те возможности, которые дает словообразовательная система языка. [592]

Существует, однако, обширнейшая область скальдической лексики, где стилистические контрасты разнообразных по своему происхождению слов нивелируются. Это область поэтической синонимики. Неисчислимое (ибо пополняемое каждым скальдом) множество поэтических синонимов («хейти») служило здесь для обозначения всего двух‑трех десятков переходящих из висы в вису понятий, таких, как мужчина, женщина, корабль, море, битва, меч и им подобных (ниже они называются «ключевыми»). Выбирая тот или иной синоним или придумывая новый, скальд сообразовывался не с теми стилистическими оттенками, которые были присущи данным словам как единицам лексических систем, а только с их фонетическими свойствами, необходимыми для построения метрических и звуковых орнаментов. Более того, поэтическая синонимика упраздняет, – конечно, в заданных традицией пределах, – и различия между словами, не вполне тождественными по своему понятийному значению. Поэтому и в переводе «жена, дева, девушка, невеста» и даже «сноха» и «вдовица» совершенно равноправны и все служат просто обозначением женщины (Глядят вслед лососю/ Рвов из града вдовы = Женщины смотрят из города вслед кораблю «Змей»). Переводчик счел себя вправе использовать в качестве хейти и любые редкие или устаревшие слова, полагая, что, регулярно воспроизводясь в одном ряду с обиходной лексикой, такие слова станут в конце концов привычными и будут восприниматься не столько как примета торжественного стиля, сколько как формальная замена простых слов (например, «пря, битвище» вместо «битвы»).

Но, как бы ни расширял свои права переводчик, ему не приходилось все же соперничать со скальдами в богатстве и разнообразии поэтических синонимов. Самый перечень ключевых понятий отражает уклад и представления своей эпохи: трудно было бы рассчитывать найти в русском языке, даже обращаясь ко всем «запасникам» его словаря, скажем, десятки синонимов для обозначения меча или вождя. Да и в остальных случаях возможности перевода не идут ни в какое сравнение с возможностями оригинальной скальдической поэзии, так как подобное коллекционирование синонимов никогда не было свойственно русской поэзии. Если прибавить к этому, что многие слова оказываются малопригодными в качестве хейти из‑за своих фонетических особенностей (слишком длинные или слишком легкие для полновесной скальдической строки слова), станет понятным, что многократное повторение одних и тех же слов в висах – удел переводчика, оставившего надежду сравняться со скальдами.

Но можно несколько уменьшить ущерб, причиняемый поэтической лексике перевода, подражая скальду в его искусстве создавать кеннинги.

Кеннинги, т. е. особым образом построенные перифразы, служащие для иносказательного обозначения все тех же ключевых понятий, – это поистине венец скальдического стиля. Но именно поэтому они с наибольшим трудом воспринимаются современным читателем. Самое трудное здесь состоит не в их расшифровке: почти все кеннинги настолько трафаретны, что расшифровка даже хитроумнейших из них требует только некоторого навыка. Но трудно отказаться от воспитанной всем нашим поэтическим опытом потребности видеть в них образ – в одних случаях традиционно поэтический («конь моря», «спор клинков»), в других как бы нарочито сниженный («колода ожерелий» = женщина, «лыжи жижи» = корабль). Между тем, скальдические кеннинги, как правило, совершенно условны, и даже в тех из них, которые восходят к традиционной поэтической метафоре, образ низведен до шаблона, в соответствии с которым «порождаются» новые кеннинги.

Так, упомянутый кеннинг «конь моря» может рассматриваться как начальное звено в бесконечной цепочке преобразований. В нем могут быть заменены оба компонента. Ближайшим источником для замен служат, конечно, все синонимы коня и моря. Иначе говоря, любое из слов ряда «лошадь, скакун, жеребенок, рысак, одёр» и т. п. сочетается с любым из слов ряда «океан, пучина, глубь, зыбь, хлябь» и т. п. Но это дает хотя и очень большое, но все‑таки конечное число сочетаний.