Круг иных

На улице тихо: пригород. Разделяемся. Петра, Стефан, мы с Илзе – все грузимся в поджидающий пикап. В багажный отсек складываем оружие и мусор. Здесь двойная кабина. Стефан садится за руль, Илзе – рядом с ним, на пассажирское место. Я устраиваюсь на заднем сиденье вместе с Петрой.

Эгон с конвертом садится в «фольксваген» с трещиной на ветровом стекле. Он первым уезжает, в сторону города. Потом трогаемся мы, совсем в другом направлении: наша дорога выходит на широкую трассу, ведущую за город.

Забрезжил рассвет, и можно разглядеть раскинувшуюся на многие мили равнину цвета грязи с проглядывающими тут и там темными ореолами скученных рощиц. Приземистые фермы с красными кровлями жмутся к дороге. Проезжаем бредущих на дневную смену сельчан. Временами по левую руку выглядывает ленивая речка, хотя в основном смотреть здесь не на что: земля, деревья, кучковатые облака, заслоняющие безразмерную громаду неба.

Мое внимание привлекли заросшие руины возле фермы справа от дороги. На входе стоит величественная арка, похожая на въезд в железнодорожный тоннель – разве что рельсов не видно. Эта арка, наполовину скрытая темными кронами, долго еще маячит у меня перед глазами. С какой целью ее построили? О каких доблестных подвигах она должна напоминать? И почему меня не оставляет чувство, что здесь кроется некий смысл?

Петра спрашивает, при мне ли пистолет. При мне.

– Здесь бывают патрули, – поясняет она. – Если нас остановят, молчи. Стефан сам с ними поговорит.

Киваю.

– Если ситуация выйдет из-под контроля, не давайся живым. Прибереги последнюю пулю для себя.

Ну конечно. Будто я мученик какой, так и мечтал прямиком на небеса отправиться! Если придется выбирать между смертью под пытками и дачей показаний, будьте уверены, я запою, как мальчик-хорист. Правда, сейчас не время откровенничать.

– Решайся. Это твой долг. Перед Движением и перед самим собой. Попадешься – сам будешь не рад, что выжил.

Вот и везут меня по скверно подлатанной дороге в неизвестном направлении, куда мне вовсе не хочется ехать, и не исключено, что я паду от руки человека, который меня и знать-то не знает.

Пахотные земли остаются позади, мы мало-помалу въезжаем в глухомань и дорога устремляется в горы. Местами, в тени гигантских валунов и густых крон, лежит снег. Печка в машине дрянь, я начинаю зябнуть. Петра это чувствует.

– Делимся теплом, – говорит она.

Мы съеживаемся на заднем сиденье, она обвивает меня рукой, я следую ее примеру. От нее пахнет дымом и желанием. Я жажду ее восхищения, тепла, тела.

Нас обгоняют дзе машины: грузовик с обтянутыми брезентом бортами и серый «мерс» старой модели. Легковушка проносится мимо, и я замечаю на заднем сиденье высокого темноволосого человека, силуэт на фоне белого снега. Петра тоже его заметила и тихо выругалась. Илзе вытаскивает из вещмешка оружие и начинает его раздавать. Мои спутники обмениваются четкими отрывистыми фразами. Опускают окна. Петра протягивает мне пистолет.

– Держи этот, из него проще попасть.

– Что происходит?

– Нас могут остановить. Возможно, будем отстреливаться.

Взвешиваю оружие в руке. В жизни не стрелял и теперь не собираюсь. Правда, сейчас об этом говорить не стоит.

Выезжаем из-за поворота и видим: на обочине припаркован тот самый грузовик с брезентовыми бортами, а за ним – серый «мерс». Дылда по-прежнему сидит сзади, водитель – за баранкой. Возле грузовика стоят с полдюжины молодчиков из тех, каких мне уже доводилось наблюдать, и, глядя, как мы подъезжаем, поводят автоматами. Кто-то поднимает руку, приказывая нам тормозить. Стефан замедляет ход до скорости черепахи и, не доезжая до грузовика нескольких метров, останавливается. Извлекает из нагрудного кармана какие-то бумаги и протягивает их громилам с автоматами. Тот, кто нас тормознул, жестом приказывает водиле выйти из машины и направляется нему. Стефан открывает свою дверь, откладывает в сторону документы, хватает пистолет, который протянула ему через кресло Илзе, и стреляет в громилу. Тот падает замертво.

Женщины поднимают пальбу. Стефан, отстреливаясь, бросается к грузовику. Петра выскакивает из машины и, встав в стойку, стреляет с бедра. Молодчики кидаются врассыпную, падают, отстреливаются. Одна пуля угодила прямо в крышу нашего автомобиля, чуть не снеся мне голову. Ко мне мчится боевик. Замирает на месте и, покачнувшись, падает. В моих стиснутых ладонях что-то вибрирует. Окровавленные люди, приподнявшись на локтях, ползком уходят с дороги. Петра прицеливается, и очередная жертва, дернувшись, замирает. Серый автомобиль выруливает на дорогу и мчится прочь, предоставив своей участи грузовик, мертвых и умирающих. Стефан палит вслед набирающему скорость автомобилю. Но вот он перестает стрелять и воцаряется тишина.

Поначалу кажется, что перестрелка длилась несколько часов, но выясняется, что это чувство ложное: с того момента, как Стефан открыл свою дверь и навел на полицейского пистолет, прошла едва ли минута. Следующий сюрприз – то, что у меня в руке горячий ствол: я тоже стрелял.