Ничего удивительного в том, что после подобных «агиток», хулиганство растет и множится.
Интересует нас только один вопрос – о чем именно думали издатели Садофьевских перлов, выпуская подобные «руководства для начинающих хулиганов» в 1926 г. ценою 1 р. 25 к. за экземпляр?
Впрочем, «наплевательство» и разгильдяйство в очень близком родстве с хулиганством искони состоит, и вопрос наш, может быть, наивен?!
Еще о борьбе с хулиганством
Можно только приветствовать появление в «Правде» (от 19 сентября с. г.) статьи Л. Сосновского: «Развенчайте хулиганство». Несомненно, верна мысль о связи есенинского «литературного» (якобы) хулиганства с подвигами бандитов Чубаровых переулков. Несомненно, нужна решительная борьба не только с насильниками, но и с их идеологами и певцами.
Плохо только одно: «у нас всегда так. Надо какому-нибудь злу проявиться в очень больших дозах, чтобы на него обратили внимание и им занялись серьезно», – пишет тов. Сосновский и пишет особенно верно. Даже сам тов. Сосновский изволил обратить свое внимание на истинный смысл есенинской «лирики» только теперь. До сих пор Сосновский искал упадочников от литературы в совершенно противоположном есениищине лагере.
После этого естественной становится маленькая ошибочка тов. Сосновского, утверждающего, что «уже вышел первый сборничек статей против есенинщины»… Не первый, тов. Сосновский. Оставляя в стороне ряд моих книжек, вышедших в свет сразу же после смерти С. Есенина и в самый разгар «кампании» по причтению его к лику «великих национальных поэтов» и классиков госиздатовской литературы, – книжек как раз решительно разоблачавших подлинное социально-литературное лицо самоубийцы, я позволю себе сослаться хотя бы на мою статью – «Псевдо-крестьянская поэзия», написанную до смерти Есенина и появившуюся в мае этого года в сборнике Пролеткульта – «На путях искусства». Там сказанное тов. Сосновским в его последней статье изложено в нескольких строках, достаточно выразительных:
– Да что вы, оглохли? Не слышите? А Госиздат и Воронский рады: как не поощрять кампанейского[27] поэта. Скорее! На верже его! Елизаветинским шрифтом. Пена 1 рубль (т. е. 1½ пуда муки). Лицом к деревне! К Европе!
А еще удивляются, что в деревне хулиганство растет да множится, возглавляемое и руководимое кулаками. Еще бы… почитатели «национального поэта» лозунги «в жизнь проводят» (Стр. 154-5).
Не для обвинения тов. Сосновского в плагиате или замалчивании меня, первым выступившего против Есенина, я пишу это. Но для того, чтобы спросить, а не повинен ли и сам тов. Сосновский в том, что стихи хулиганов тиснению на верже Гизом предаются? До сих пор тов. Сосновским возбранялось только издание Гизом «Лефа».
Я хотел бы констатировать, что «заумники» и «лефы» до тов. Сосновского подняли борьбу с есенинщиной. Тов. же Сосновский только теперь пришел им на помощь. И на том спасибо. Лучше поздно, чем никогда.
Проделки есенистов
В критической литературе о Есенине (мы говорим пока только о восторженной критике) наблюдается поразительный разнобой. На страницах одного и того же журнала приходится встречать рядом с утверждением, что Есенин был прекрасным революционным поэтом, – утверждение, что Есенин был прекрасным поэтом, но, к сожалению, бесконечно далеким от революции. Во всяком случае, критики твердо уверены, что Есенин был прекрасным поэтом. Естественно, что всякое возражение, даже всякое сомнение, даже всякое – самое скромное – желание проверить это положение, вызывает бешеный отпор со стороны неумеренных поклонников Есенина и есенизма.
В скобках – несколько слов о том, что такое есенизм; это своего рода миросозерцание, легко укладывающееся в несколько лозунгов:
– Все, что писал и делал Есенин – хорошо.
– Розовые очки при рассмотрении жизни и поэзии Есенина совершенно обязательны.
– Сомневаться в абсолютной ценности каждого жеста Есенина – есть смертный грех.
– Шествуй за Есениным!
Вот, примерно, и все.
Одним из первых усомнившихся был я. Соответственная кара обрушилась на меня немедленно. Уже в первых рецензиях на мои книжки о Есенине – заскользила исподтишка хитренькая инсинуация, вначале робко закутанная в туман намеков и недоговоренностей и, чем дальше, тем более откровенно показывалась уже ничем не завуалированная клевета. Поклонники Есенина не стеснялись в средствах.
Меня упрекают в чрезмерной резкости тона. Не отрицаю, что толстожурнальная и бесформенная кашица прилизанности никогда не попадала в мои писания. Но полагаю, что моя резкость никогда не переходила за пределы литературы. Я никогда не стремился к тому, чтобы употребить в той или иной статье максимальное количество ругательства. Не могу сказать того же про моих рецензентов и анти-критиков. Они решили, что если Крученых, мол, не особенно стесняется с есенистами, то с ним можно совершенно перестать стесняться: крой во всю, он выдержит!
И кроют.