По этому капитальному изданию можно с известными основаниями судить о том, какой поэтический путь пройден Есениным. В одной из наших работ («Лики Есенина») мы пытались показать, что Есенин в своих стихах прошел горестный путь «от херувима до хулигана». Это положение вполне подтверждается и прекрасно иллюстрируется «собранием стихотворений». От первой страницы большого тома к последней – пролегает тяжкая дорога поэта. В начале книги помещены молодые, радостные по настроению, деревенские и церковные по темам – одним словом – «херувимские» стихи. Здесь мы видим такие образы:
Вся природа окрашивается для Есенина (в период 191017 гг.) в религиозно-мистические образы.
И еще:
Пусть «убогая» радость, но все же радость, овеянная молитвенным покоем:
Этот молитвенный покой глубоко несозвучен современности, да и в 1914 году он был нежизнен и, пожалуй, ненужен. Но самому поэту он казался прельстительным, и в настроении Есенина было нечто светлое. Но это светлое настроение быстро стушевывается и под конец исчезает совершенно. К середине книги стихи приобретают новую эмоциональную окраску. В них все чаше и чаще начинают прорываться темные скорбные тона. Центральные страницы 1-го тома собрания стихотворений Есенина заняты циклами «Москва Кабацкая», «Любовь хулигана» и т. п. стихами, воспевающими кабацкое буйство и душевный разлад.
В таком виде стихи напечатаны в книжке «Москва Кабацкая» (Ленинград, 1924 г.). Выше мы говорили, что в этих стихах Есенин воспевает кабацкий разгул. Необходимо добавить: и проклинает его со всей болью безнадежности. Да, безнадежности; потому что не только преодолеть кабак, но и разлюбить его Есенин уже не может. Недаром в другом стихотворении, он признается:
Полюбил – и подружился:
Но всю гибельность этой любви и этой дружбы Есенин остро и больно чувствовал. И гибельность эту проклинал так же, как действующие лица его стихотворений
Кто же является действующими лицами вышеприведенного стихотворения? – Бандиты, хулиганы, пьяницы – выброшенные за борт жизни. Судя по первой редакции стихотворения, о них больше ничего сказать нельзя. Разве только в первом четверостишьи дан какой-то намек на то, что толкнуло всех этих людей в кабацкую пропадь: