Кровник

– Потеряли, – сразу признался Хас-Магомед, пряча дрожащие руки от отца. – Не досчитались четырёх. Всю округу оббежали, нет их.

Асхаб не смотрел на сына, молчал, будто ждал чего-то ещё.

– Это я виноват, не доглядел, – закончил Хас-Магомед, умолчав о легкомысленном поведении Мансура, которое привело к потере овец. Мансур держался отстранённо, не проронил ни слова от страха перед отцом и внутренне благодарил брата за то, что тот взял слово.

Асхаб выдержал долгую паузу, после чего вновь пригласил сыновей к столу. Те переступили порог, но к столу подойти не решились. Отец вздохнул и промолвил:

– Ты честен и открыто признаёшь свою вину, Хас-Магомед. Это намного важнее овец. Проходите же и садитесь ужинать. День был длинный, вам надо поесть.

– Как? – возмутился старший, Зелимхан, хорошо помнящий отцовскую порку. – И всё? Они овец загубили, а ты их не накажешь?

– Нет, – коротко ответил Асхаб, одобрительно глядя на Хас-Магомеда. – Не накажу.

– Меня ты и за меньшие проступки казнил! – вскочил из-за стола Зелимхан. – И мне признание никогда не служило откупом!

– Тебе в их возрасте я и не доверял овец, – ответил Асхаб. – Сядь.

– Сяду, отец, но Хас-Магомед должен понести наказание!

– Это ещё почему? – удивился отец. – Почему ты считаешь, что виноват он, а не Мансур? Ведь он молчит и не сказал бы мне всей правды, а Хас-Магомед прежде всего проявил уважение ко мне.

– Он старше Мансура! – ответил Зелимхан.

– На несколько минут, – усмехнулся Асхаб, не любящий, когда сыновья ему перечат, но, всё же, он хотел выслушать и Зелимхана.

– Сначала накажи его, а потом я признаю, что ты одинаково справедлив ко всем нам!

– Я вижу, что между вами назрела неприязнь, – задумчиво проговорил Асхаб. – Так бывает у братьев. Но если ты не прекратишь говорить поперёк меня, то берегись. Выясните свои вопросы после, а сейчас пора ужинать.

– Накажи его! – повторил старший сын.

– Сядь, – огрызнулся Хас-Магомед. – Слушай, что тебе отец говорит!

– Молчи, малявка! – крикнул Зелимхан.

– Не повышать голос в доме, – стукнул кулаком по столу отец. Однако он понимал, что сыновья вошли в тот возраст, когда обуздать их нрав тяжелее всего.

– Сам без мозгов, ещё и меня судишь! – рыкнул Хас-Магомед.

– Я старше, а тебе надо знать своё место и слушать, что старшие говорят! – ещё больше разгорячился Зелимхан.

– Если бы уважал тебя, то слушал!

– У тебя нет выбора, ты должен и будешь меня слушать!

– Не буду! – топнул ногой младший. – Ты мне – не пример, сам без мозгов, ещё и меня учишь!

– Что ты сказал?! – вскинулся старший брат.

– Ну, подойди сюда, а то тебя из-за стола плохо слышно! – ухмыльнулся младший.

– Сейчас подойду! – засучил рукава Зелимхан, поднимаясь из-за стола.

– Мальчики, не надо!.. – хотела было вмешаться Зезаг, но Асхаб остановил мать семейства, решив, что сыновьям давно пора выяснить всё между собой.

– Выйдите на улицу, – сказал им отец.

Но уже было поздно. Вспыхнула суматоха: у всех сердце упало, особенно у матери. Бросились друг на друга, точно дикие, размахивая кулаками куда попало, поднялась ругань и настоящая драка. На обоих братьях не было человеческого образа, бились беспощадно, опрокидывая один другого, катая по полу, осыпая ударами.

– Разними, разними их! – умоляла Зезаг.

– Сами одумаются, – тихо произнёс Асхаб, мрачно сведя брови. Он уже решал, кого из них накажет первым.

– Убьют же друг друга! – почти плакала мать.

– Не убьют, – отстранил её отец. – Не позволю.

Вскоре на обоих братьях уже не было ни одного живого места – всё синяки и ссадины. В какой-то момент Зелимхан зашатался, и Хас-Магомед, воспользовавшись этим, кинулся на него, сбил с ног, повалил и стал бить с ещё большей жестокостью, уже в нос и в зубы. Зелимхан стал беспомощен, лежал с окровавленным лицом.

– Хватит! – воскликнул отец, мигом оказавшийся в гуще схватки, и одним мощным рывком отодрал Хас-Магомеда от Зелимхана. Несмотря на всю силу, какой обладал плечистый и грузный Асхаб, это оказалось на удивление непросто – младший вцепился в старшего бешеной хваткой.

Асхаб швырнул младшего сына в сторону, он отшатнулся, а старший тем временем утирал окровавленное лицо, по-прежнему лёжа на полу.

– Ты слишком далеко зашёл, Хас-Магомед, – угрожающе холодно произнёс Асхаб, не любивший повышать голос. – Нам предстоит долгий разговор с тобой, но сначала извинись перед братом, матерью и сёстрами.

– Перед ним не стану! – скрипя зубами от злости, ответил Хас-Магомед.

– Тогда пошёл вон! – указал ему на дверь отец.

– Пойду! – вырвалось из груди Хас-Магомеда внезапно и неожиданно для него же самого.

– Тогда уходи. Но если вернёшься – пожалеешь, – тихо и оттого вдвойне неумолимее и страшнее прозвучал голос Асхаба.

Через мгновение Хас-Магомед выбежал на улицу и растворился в ночной темноте. Зезаг закрыла лицо руками. Горло её сдавило, хотелось плакать навзрыд, но непререкаемый характер мужа не позволял расплакаться, и от этого ещё больше давило и болело в материнской груди.

– Догони его, Асхаб, догони, – просила Зезаг.