Я нашел ее у круглого металлического столика под огромным зеленым зонтом, сделанным в виде листа, что делало его похожим на гигантское искусственное растение. Она полулежала в своем шезлонге, загорелая и красивая, скрестив ноги в лодыжках. Лицо ее было полуприкрыто разноцветной соломенной шляпой, желтая лента которой охватывала ее волевой подбородок, глаза скрывались за темными стеклами очков. Ее стройное тело прикрывал короткий махровый халат, из-под которого выглядывал ярко-зеленый купальный костюм. Ногти ее как на руках, так и на ногах покрашены одним и тем же темно-красным лаком.
В ней было нечто от маленькой девочки-шалуньи что не умаляло ее очарования, так же как и бутылка, из которой она потягивала через соломинку кока-колу, сложив свои ярко накрашенные губы словно для поцелуя.
— Мистер Геллер! — приветствовала Нэнси меня с улыбкой, приподнимаясь в своем шезлонге. — Прошу вас, присаживайтесь!
Она указала мне на разложенные для сиденья пляжные кресла у стола; их было два, как будто она ожидала еще кого-то.
Я сел.
— Что-то подсказывает мне, что вам следует говорить потише, когда вы произносите мое имя, — сказал я.
Нэнси вскинула голову.
— Это почему же?
— Тут ведь закрытая территория, не так ли? Не потому ли вы не захотели встретиться со мной в здании клуба?
Она сняла очки; огромные карие глаза смотрели серьезно, выражение лица было почти кающимся.
— Это так, — произнесла она. — Простите. Вы, должно быть, считаете, что я ужасна, даже несмотря на то, что принадлежу к такому обществу.
Я пожал плечами.
— Многие принадлежат к такому обществу.
Она покачала головой.
— Казалось бы, люди должны были изменить свое мнение... из-за этой ужасной войны и того, как поступали с евреями эти страшные люди...
— Я ценю ваше сочувствие; но ведь это не ваша вина. Вы знаете, Нэнси, говоря откровенно, я никогда прежде не чувствовал себя евреем, пока не началась эта война. На Максвелл-стрит меня всегда считали ничтожным гоем.
Ее хорошенькое личико скривилось.
— Ничтожным гоем?
— Да. Моя мать была католичкой и умерла, когда я был еще очень маленьким, а отец был заядлым профсоюзным активистом, который не верил ни в какого Бога. Я не воспитывался в какой-либо вере. Так или иначе, евреям ведь всегда нужен какой-нибудь иноверец, который бы работал за них по пятницам вечером, после захода солнца.
Она грустно улыбнулась.
— Так значит для евреев вы — гой?..
— А для ирландских католиков я просто язычник.
Теперь она улыбалась как-то смущенно: на соломинке, через которую она потягивала свою колу, виднелся след от губной помады.
— Это я чувствую себя язычницей, пригласив вас сюда...
Я пожал плечами.
— Да ладно! Очевидно, частный клуб вроде этого — хорошее местечко для вас, чтобы спрятаться от репортеров и прочей напасти.
— Это верно! Должно быть, я выгляжу просто гадко, сидя на солнышке, попивая колу, когда мой муж гниет в какой-то грязной тюремной камере?
— Совсем нет. Ведь вы теперь под таким давлением, и я вовсе не виню вас за то, что вы решили немного отдохнуть. К тому же, вы платите мне триста долларов в день, и я намерен относиться к вам снисходительно.
Улыбка Нэнси была настолько искренней, что подчеркивала полную неуместность ее яркой губной помады.
— Вы мне нравитесь, Нат. И я думаю, что Фредди тоже.
— Не важно, нравлюсь я ему, или нет, а важно то, сможем ли мы его вытащить. И как раз поэтому я хотел увидеться с вами сегодня.
Со времени убийства Артура прошло два дня, и я постоянно натыкался в своем расследовании на каменные стены.
— Есть люди, с которыми мне нужно переговорить, но они практически недосягаемы, — сказал я, усмехнувшись. — Вероятно, все они являются членами клуба «Поркьюпайн».
Она сдвинула брови.
— Кто именно?
— Ну, начать хотя бы с герцога Виндзорского, черт бы его побрал! Я явился в дом губернатора, где мне удалось поговорить с его мажордомом...
— С Лесли Хипом?
— Точно. Он заявил мне, что губернатор не станет встречаться со мной ни при каких обстоятельствах. Причиной является стремление герцога держаться подальше от этого дела.
Ее большие глаза сделались огромными.
— Держаться подальше? Но ведь именно он пригласил сюда этих двух детективов из Майами!
— Я знаю, но когда я намекнул на это Хипу, мне тут же указали на дверь.
Она поставила свой стакан с колой на стол.
— Кто еще затрудняет ваше расследование?
Я достал из внутреннего кармана белоснежного пиджака свою записную книжку и нашел нужную страницу.
— Вечером в день убийства ваш отец ужинал в «Вестбурне» не только в обществе Гарольда Кристи, но также вместе с некими Чарльзом Хаббардом и Далсибел Хеннедж.
Она закивала головой.
— Я не очень хорошо знаю мистера Хаббарда... он был просто знакомым и соседом папы.
— Он живет недалеко от «Вестбурна»?
— О да. Помните коттеджи Хаббарда, где живут те две женщины, которых подвозил Фредди? Он является их владельцем, и сам живет там, но не в коттедже. Кажется, он из Лондона — папа говорил, что мистер Хаббард сделал свои деньги на сети недорогих магазинов.
Я вздохнул.