Кровавый шабаш

– Светочка Вержбицкая? – Старушка удрученно покачала головой. – Времена нынче страшные. Если уж таких очаровательных девиц отправляют на тот свет, я и не знаю, что сказать. Ведь это ангел был. Воздушное создание. Сильфида. Вы тоже ангел. Но земной, осязаемый, а она… – Старушка достала из кармана халата носовой платок и осторожно промокнула им сначала один глазок, потом другой. – С таких вот пор ее знала. – Она показала ладонью, с каких именно пор. – Можно сказать, она выросла на моих глазах.

– Она что же, здесь с самого детства жила?

– Здесь проживали ее дедушка и бабушка, а родители обитали в других местах. Так как они между собой, мягко говоря, не ладили, Светочка большую часть времени проводила в этом доме. Когда дедушка и бабушка отдали богу душу, эта квартира досталась ей.

– А родители?

– След отца потерялся, а мама ее – эффектная была женщина – покинула этот свет вслед за своими близкими, нужно сказать, очень достойными людьми. Дедушка ее, Морис Морисович Фурнье, из обрусевших французов был. Работал директором кондитерской фабрики. Наш дом когда-то принадлежал кондитерской фабрике… И большинство его обитателей трудились именно там. В том числе и я. Довольно оживленный уголок когда-то был, а теперь остались одни старики вроде меня. Мама Светочки, я вам без обиняков доложу, была довольно ветреной особой – видимо, сказывалась французская кровь. Светочка почти постоянно проживала здесь. Окончила иняз местного пединститута два года назад.

– А где она работала?

– Я не спрашивала, неудобно как-то. Бестактно. Если сама не находит нужным сообщить… Но, очевидно, где-то служила. Возможно, в какой-нибудь нынешней фирме. Ее частенько доставляли домой дорогие иностранные автомобили.

– А мужчины?

– Помилуйте, она была девушкой очень строгих правил. Нет. Мужчин здесь не наблюдалось. Во всяком случае, я не видела.

– Кто, по-вашему, ее убил?

– Ах, откуда я знаю! – Старушка всплеснула пухлыми ручками.

– А как ее хоронили? – неожиданно для себя спросила Женя.

– Вот не знаю. Из морга сразу отвезли в крематорий. Родных-то у нее, бедняжки, не осталось. Говорят, все организовала фирма, в которой она служила.

– Может быть, вы все-таки кого-то подозреваете?

– Подозревать – это ваша забота. Правду сказать, девушка она была довольно замкнутая. «Здравствуйте, тетя Капа», – меня Капитолиной Прокофьевной зовут. «До свидания, тетя Капа». Вот и весь разговор. Ключи у меня запасные хранила. На всякий случай. Так, бедная, и не забрала.

– А разве милиция не изъяла?

– Ключи? Ни в коем случае.

– А обыск в ее квартире был?

– С чего бы? Что у нее искать? Брюнет этот, правда, заглядывал.

– А вы можете дать мне эти ключи?

Старушка с сомнением посмотрела на Женю:

– Поясните, деточка, для чего?

– А вдруг я обнаружу улики, проливающие свет на загадку ее смерти?

– Воля ваша, – вымолвила старушка, – но я бы этого не делала. – И принесла ей ключи.

И вот Женя вошла в незнакомую квартиру.

Просторная прихожая, большое зеркало, на вешалке висит легкий летний пиджачок. На стене телефон. Японский или южнокорейский. Огромный шкаф-гардероб, на вид старый, таких давно не производят. Стенной шкаф, створки его плотно закрыты. В комнате сервант, диван с высокой спинкой, кожаный. Подобная мебель была в моде лет сорок назад. На полу большой ковер с густым ворсом. На стенах картины. Полутемно, потому что темные шторы на две трети задернуты. Кухня большая, обставлена сверхсовременно. Громадный холодильник встроен в гарнитур, в углу маленький телевизор «Сони», на стенах вместо картин пестрые жостовские подносы. Идеально чисто. В кухонной стене имеется дверь. Еще одна комната. Но почему прямо из кухни?

«Видимо, эта комната некогда предназначалась для прислуги, – поняла Женя, – кухарки или домработницы». Здесь было светло. Белые тисненые обои, широкая кровать, большой телевизор, тоже «Сони», на нем видеомагнитофон, ряд полок с книгами, красивый ореховый комод, прямо-таки антикварный. Очень большой стенной шкаф, переделанный в платяной. Полукабинет, полубудуар.