— Сколько времени, — спросил Харк, садясь. В часовне было темно, свет шел только от шкал передатчика и из окон.
— Рано, — сказал Ладд, — и поздно. Белтайн сменил Рервала.
— И что-то неправильно? — спросил Харк.
— Белтайн попытался выйти на связь по расписанию, — сказал Ладд. — Он пытался шесть раз за последние полчаса. Безрезультатно. Сигнал Майора Роуна исчез.
Анна Керт проснулась в полной темноте, ловя ртом воздух.
Она успокоила себя. Она была на своей кровати в Аарлеме.
Ей снился Цвейл, и как она приносит новости ему. В ее сне, он хочет слушать причины. Она понимает отрицание. Это был один из общепризнанных этапов.
Она поднялась с постели в своей одиночной комнате, роскошь только для наиболее старших офицеров. Пол был холодным под ее голыми ногами. Снаружи, казалось, что снегопад, наконец-то, прекратился. Ночное небо было странно серым с текущими облаками.
Она говорила с Дорденом, и они решили, что новости лучше придут от нее.
Цвейл любил Керт, он обращался к ней с любовью и заботой. Лучше от нее.
Но, как это сделать?
Анна Керт знала все об отрицании, потому что она сама все отрицала, включая надежду на спасение, в то время, когда она была на Гереоне. Она знала, на что похож смертный приговор, тоже, потому что Гереон почти убил ее.
Как она сможет донести это до дорогого старого аятани и заставить его понять? Она оделась, и вышла из своей комнаты.
Она нуждалась в наставлении. Она решила, что посидит в часовне и поразмышляет. Тихая темнота успокоит ее, и позволит ее разуму собраться. Никого не должно быть в часовне в этот час.
Она распахнула дверь в часовню и замерла на ходу.
Харк, Белтайн и Ладд обернулись к ней с виноватыми лицами от света передатчика вокса, стоящего на скамье.
— Какого..? — спросила она.
— Эм, — сказал Харк, поднимаясь на ноги. — Анна, это будет немного неловко. — Снежная буря стихла, и оставила в себе вакуум из густой тьмы, стоячую пустоту ночи, которая поглотила весь город.
Небо очистилось, а звезды появились, как застывшие снежинки, но температура упала так резко, что жидкости в машинах начали замерзать. Наблюдающие Валькирии и поисковые птички были отозваны до рассвета. Танитские охотничьи отряды были отозваны, против желания, к Секции, чтобы ждать первый свет.
На пустых улицах Старой Стороны братство все еще охотилось. Люди Эйла осмотрели углы и перекрестки по соседству с восстанавливающимся зданием, их дыхание вылетало в прозрачный воздух из ротовых щелей их масок. Как и ночь, след остыл.
Эйл с ведьмой укрылись неподалеку.
— Найди его, — сказал он своей сестре.
Она пожала плечами. Она сидела на полу в куче складок ее платья.
— Я не могу! — прошипела она сквозь вуаль.
Они вломились в дом вместе. Это было ничем не примечательное место, просто резиденция у дороги, дом для шести человек из одной семьи и двух слуг, закрывшихся внутри из-за снега.
Ульрике убила их всех. Как демон, как ярость, она разрезала их. Вид ее безумия заставил Эйла содрогнуться, а он много чего делал в свое время. Что волновало его, так это мания этого, и факт, что Ульрике могла оставлять порезы, как раны от меча простыми щелчками пальцев.
Так много крови было пролито, с достаточным безумием, что стены стали окрашенными ей, а в воздухе все еще была роса из молекул крови. В доме стоял кровавый туман.
Ульрике пыталась прочесть кровь. Она выпотрошила все трупы, чтобы прочесть по ним предсказания.
Она отбросила скомканные ленты из мяса, и яростно топнула в увеличивающейся луже крови.
— Я не могу увидеть его! — взвизгнула она. — Я не могу увидеть его. Он прячется от меня!
— Как он может это делать? — спросил Эйл, держа ее за руки, чтобы успокоить. — Он тоже колдун?
— Нет, — выдохнула она, — он просто человек. Не колдун, не колдун. Кажется, он просто знает пару трюков.
— Ты сможешь пробраться через его трюки, — сказал Эйл, поглаживая вуаль на затылке, когда притянул ее ближе. — Ты можешь добраться до него. Ты можешь сделать все, что угодно.
— Я могу, — кивнула она. — Я знаю, что могу.
XXV. ЛОВУШКА ПРИБЛИЖАЕТСЯ
Ночь почти закончилась. Первые серые пятна дня начали наполнять город. Холодная, чистая, словно стекло, ночь, которая последовала за снежной бурей, вырастила к утру полупрозрачный туман, который повис над тихим, заснеженным городом, как дыхание зимнего демона. Из окон студии Жайме, улица была дымящимся призраком.
После ухода Крийд, Гаунт не был способен отдыхать. Он мерил шагами студию, и мрачные комнаты, примыкающие к ней, пока остальные спали. Он просмотрел еще несколько альбомов Жайме, и изучил глаза на лицах, которые никогда не придут домой, как будто они смогут дать ему какой-нибудь совет или мудрость.
Он думал о том, что ему сказала Крийд, и глупость этого заставляла его снова улыбаться, но это, так же, заставляло его думать о Слайдо, и Гирканцах, и Вратах, и из-за этого его улыбка быстро исчезала.