Кровавый глаз

Деревушка Эбботсенд, в которой я жил, была скучным и унылым местом. Свое название она, скорее всего, получила в честь одного святого монаха, который забрался на ветви высокого дуба и провел там в молитвах целых три года, без воды и пищи, держась за счет своего благочестия и по воле Господа. Потом он стал спускаться с дерева, упал и разбился насмерть. Тот клочок земли, где приключилась такая беда, и стал называться «местом, где умер аббат».[1] Есть правда в этом или нет, не могу сказать, но, наверное, это объяснение происхождения названия ничуть не хуже других. Оно, по крайней мере, любопытнее многих.

Эбботсенд находился на мысу, продуваемом всеми ветрами, смело торчащем в море, в целом дне пути верхом на юго-восток от Уэрехэма, в королевстве Уэссекс. Хотя, наверное, ни у одного короля никогда не возникало желания отправиться в такую глушь. Деревушка ничем не отличалась от других. Здесь жили простые люди, которые не просили от жизни ничего, кроме хлеба насущного, крова над головой и детей. Настоящий христианин скажет, что на такое место обязательно должно было быть ниспослано благословение. В данном случае оно выразилось в страданиях. Их сполна вкусил не только монах, давший имя селению. Нечестивец-язычник презрительно сплюнет, услышав подобные слова, и решительно заявит, что сама убогость деревушки была уже достаточным основанием для того, чтобы ее уничтожили, как больное животное. Так оно и вышло. Селения Эбботсенд больше не существует, и виноват в этом я.

Я работал у старого столяра Эльхстана, заготавливал стволы ясеня и ольхи, из которых он потом вытачивал на токарном станке кубки и блюда.

— Знаю, старик. Все люди хотят есть и пить, — устало говорил я, озвучивая жесты Эльхстана, который улыбался и кивал какому-то прохожему, постукивая двумя блюдами. — Мы с тобой не помрем от голода и жажды, если и дальше будем производить то, что нужно другим.

В ответ Эльхстан качал головой и бурчал что-то нечленораздельное. Ведь он был немым.

Вот почему я почти все время проводил в одиночестве, топором Эльхстана рубил и обтесывал деревья в лесной долине, расположенной к востоку от деревни. У меня была крыша над головой и еда. Я держался подальше от тех, кто предпочел бы никогда не встречаться со мной в деревне. Ее жители боялись меня за красный глаз, налитый кровью, и за то, что я не мог сказать, откуда появился.

Столяр был единственным, кто не пугался. Он не испытывал ненависти ко мне. Эльхстан привык усердно трудиться. Он давно постарел, не мог говорить, ему было не до таких чувств. Мастер взял меня к себе. Я расплачивался с ним за доброту мозолями и потом. Больше его ничего не волновало.

Но другие были не такие, как Эльхстан. Священник Вульфверд, увидев меня, осенял себя крестным знамением. Женщины говорили своим дочерям, чтобы те не подходили ко мне близко. Даже мальчишки по большей части держались от меня подальше, хотя иногда подкарауливали в лесу, чтобы неожиданно напасть и избить палками. Они осмеливались на это только тогда, когда их было трое или четверо и все — захмелевшие от меда. Но герои сдерживали ярость, следили за тем, чтобы не переломать мне кости, ибо все уважали мастерство старого Эльхстана. Жителям деревни были нужны кубки, блюда, бочки и колеса, поэтому обычно меня оставляли в покое.

Еще там жила одна девушка, Алвунна. Она была круглолицей и розовощекой. Мы с ней однажды валялись в сырой траве. Это случилось после пасхального пиршества, когда единственными живыми существами, не захмелевшими от меда, были собаки. Напиток придал мне храбрости. Я увидел, как Алвунна набирала воду из колодца, и, не говоря ни слова, взял ее за руку и повел к полю, заросшему высокой рожью. Когда все произошло, она вроде бы ничего не имела против, даже наоборот, отдалась мне с готовностью. Но, сказать по правде, дело закончилось неуклюжими поглаживаниями. Потом Алвунна стыдилась случившегося. Может быть, она боялась того, что сделали бы с ней ее родные, если прознали бы про нас. Так или иначе, но после той бестолковой ночи Алвунна старательно избегала меня.

Два года я прожил с Эльхстаном, обучаясь основам ремесла, готовясь занять его место у токарного станка, когда он уже не сможет больше работать. Я просыпался до восхода солнца, брал удочку с леской и отправлялся на прибрежные скалы, чтобы наловить к завтраку макрели. Затем я прочесывал окрестные леса в поисках лучших деревьев, из которых Эльхстан изготавливал все то, что было нужно людям: столы, скамьи, колеса для телег, луки, стрелы и колчаны. От него я много чего узнал о волшебстве различных пород деревьев. Например, то, почему сердцевина тиса придает боевому луку силу, в то время как заболонь делает его гибким. В конце концов, только взглянув на дерево и ощупав его, я уже понимал, подойдет ли оно для какой-то определенной цели.