Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным

У российской поэтессы Анны Ахматовой, жившей тогда в Ленинграде, сын во время Большого террора попал в ГУЛАГ. Она вспоминала, как «безвинная корчилась Русь/ Под кровавыми сапогами/ И под шинами “черных марусь”». Безвинная Русь была многонациональной страной, Ленинград – городом-космополитом, а представители национальных меньшинств – людьми, которые были подвержены наибольшему риску. В Ленинграде в 1937-м и 1938 годах у поляков шансы на арест были в тридцать четыре раза выше, чем у их советских сограждан. Будучи арестованным, человек польской национальности в Ленинграде имел все шансы быть расстрелянным: 89% приговоренных в ходе «польской операции» в этом городе были расстреляны, как правило, в течение десяти дней после ареста. Такая ситуация была несколько хуже, чем у поляков в другой местности: в среднем по Советскому Союзу 78% арестованных в ходе «польской операции» были расстреляны. Остальных, конечно же, не отпустили: большинство из них отсидели в ГУЛАГе по восемь–десять лет[190].

Ленинградцы и поляки смутно представляли себе эти соотношения. Был только страх стука в дверь ранним утром и вида тюремного грузовика, который называли «черной марусей», «душегубкой» или «воронком». По воспоминаниям одного поляка, люди ложились спать каждый вечер, не зная, что их разбудит – утреннее солнце или черный «воронок». Индустриализация и коллективизация разбросали поляков по огромной стране. Теперь же они просто исчезали с заводов, из бараков и из своих домов. Вот один пример из тысячи: в скромном деревянном домике в городе Кунцево, на запад от Москвы, жило немало квалифицированных рабочих, среди которых были польский механик и польский металлург. Их обоих арестовали (одного – 18 января, другого – 2 февраля 1938 года) и расстреляли. Евгения Бабушкина, третья жертва «польской операции» в Кунцево, даже не была полькой. Она была подающим надежды и, кажется, лояльным химиком-органиком, но ее мать когда-то работала прачкой у польских дипломатов, поэтому Евгению тоже расстреляли[191].

Большинство советских поляков жили не в городах Советской России, таких как Ленинград или Кунцево, а на западе Советской Беларуси и Украины – на землях, где поляки жили столетиями. Эти земли были частью бывшего Польско-Литовского княжества в XVII и XVIII столетиях. В течение XIX столетия, когда эти земли были восточными регионами Российской империи, поляки утратили свой статус и во многих случаях начали ассимилироваться с местным населением украинцев и беларусов. Иногда, правда, ассимиляция происходила в обратном направлении, когда носители беларусского и украинского языка, считавшие польский языком цивилизации, выдавали себя за поляков. Советская политика 1920-х годов в сфере национальных отношений намеревалась сделать из этих людей настоящих поляков, обучая их литературному польскому языку в польскоязычных школах. Теперь же, во время Большого террора, советская политика снова выделила этих людей, но в негативном смысле – приговаривая их к смерти или лагерям. Как и при гонениях на евреев в нацистской Германии, преследование отдельного человека на основании его этнической принадлежности не означало, что этот человек идентифицирует себя с преследуемой нацией[192].

В Советской Беларуси Большой террор совпал с массовыми чистками партруководства в Минске, проводившимися наркомом внутренних дел Борисом Берманом. Он обвинил местных коммунистов Беларуси в злоупотреблении советской политикой равных возможностей и активизации беларусского национализма. Позже, чем в Украине, но с такой же формулировкой, НКВД представил Польскую военную организацию как вдохновительницу якобы беларусского предательства. Советских граждан в Беларуси обвинили в том, что они были «беларусскими национал-фашистами», «польскими шпионами» или теми и другими одновременно. Поскольку беларусские земли, как и украинские, были разделены между Советским Союзом и Польшей, подобные заявления можно было делать с легкостью. Беспокоиться о беларусской или украинской культуре как таковой означало проявлять внимание к ситуации по другую сторону государственной границы. Массовые убийства в Советской Беларуси включали намеренное уничтожение образованных представителей беларусской национальной культуры. Как позже сформулировал один из коллег Бермана, он «уничтожил цвет беларусской интеллигенции». Не менее двухсот восемнадцати писателей страны были уничтожены. Берман сказал своим подчиненным, что их карьера зависит от быстрого выполнения Приказа № 00485: «Скорость и качество работы по обнаружению и аресту польских шпионов будут главными в оценке каждого руководителя»[193].