В донесениях НКВД с Дальнего Востока содержался сценарий альянса между внутренними оппонентами и иностранным государством. В апреле 1937 года вспыхнули бунты против советского присутствия в китайской провинции Синьцзян. В японском марионеточном государстве Маньчжоу-го японцы вербовали российских эмигрантов, которые налаживали контакты с сосланными «кулаками» по всей Сибири. Согласно данным НКВД, «Русский общевоинский союз» при поддержке Японии планировал подбить сосланных «кулаков» на восстание после нападения Японии. В июне 1937 года региональное отделение НКВД получило разрешение провести массовые аресты и казни людей, подозреваемых в сотрудничестве с «Русским общевоинским союзом». Мишенью этой операции были сосланные «кулаки» и бывшие офицеры царской армии, которые якобы ими командовали. Первых, естественно, было значительно больше, чем вторых. Так началось уничтожение «кулаков» в их сибирской ссылке[152].
Советское руководство всегда воспринимало японскую угрозу в качестве восточной части глобального капиталистического окружения, включавшего также Польшу и нацистскую Германию. Подготовка к войне против Японии в Азии была и подготовкой к войне в Европе. Именно из-за того, что многие «кулаки» возвращались домой в это время из советской Азии в советскую Европу, можно было вообразить сеть врагов, которая простиралась от одного конца Советского Союза до другого. Хотя убийства крестьян начались в Сибири, Сталин, очевидно, решил наказать «кулаков» не только в восточной ссылке, но и по всему Советскому Союзу.
В телеграмме под названием «Об антисоветских элементах» Сталин и Политбюро изложили 2 июля 1937 года общие инструкции для массовых репрессий в каждом регионе Советского Союза. Советское руководство считало «кулаков» ответственными за недавно прокатившиеся волны саботажа и преступности, то есть фактически за все то плохое, что происходило в Советском Союзе. Политбюро приказало офицерам областных НКВД регистрировать всех «кулаков», проживающих на их территории, и рекомендовало квоты на казни и депортации. Большинство региональных офицеров НКВД просили разрешить им добавить в список представителей различных «антисоветских элементов». К 11 июля Политбюро уже имело на руках первые списки людей, которые будут репрессированы. По инициативе Сталина эти начальные цифры были округлены, что добавило «лишнюю тысячу». Это подняло значение операции и послало четкий сигнал НКВД, что от него ожидается больше, чем просто посадить всех тех людей, на которых уже были заведены дела. Чтобы продемонстрировать свое усердие в атмосфере угроз и чисток, офицеры НКВД расширяли списки жертв[153].
Сталин и Ежов хотели «прямой физической ликвидации всей контрреволюции», что означало уничтожение врагов «раз и навсегда». Пересмотренные квоты прислали назад из Москвы на места как часть Приказа НКВД № 00447 от 30 июля 1937 года «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Согласно ему Сталин и Ежов рассчитывали казнить 79 950 советских граждан через расстрелы, а также отправить в ГУЛАГ 193 тысячи человек на сроки от восьми до десяти лет. Не то, чтобы Политбюро или центральное руководство НКВД в Москве имели в виду конкретных 272 950 человек для репрессий. Не указывалось, какие именно советские граждане составят эти квоты, – решение по этому поводу будут принимать местные НКВД[154].
Квоты на убийства и заключения официально назывались «лимитами», хотя все причастные знали, что их нужно превысить. Офицеры местных НКВД должны были объяснять, почему не могут выполнить «лимиты», а их поощряли перевыполнять их. Ни один офицер НКВД не хотел продемонстрировать недостаточное «усердие», имея дело с «контрреволюцией», тем более, что ежовский принцип гласил: «Лучше сделать слишком много, чем недостаточно». В ходе «кулацкой операции» расстреляют не 79 950 человек, а в пять раз больше. К концу 1938 года НКВД в рамках выполнения Приказа № 00447 казнил 386 798 советских граждан[155].
Приказ № 00447 должен был выполнять тот же институт, который устроил террор на советском селе в начале 1930-х годов, – «тройки». Состоящие из начальника областного НКВД, руководителя партийной организации крайкома и прокурора области, «тройки» отвечали за воплощение лимита в расстрелы, а цифр – в тела. Общая квота Советского Союза была поделена на шестьдесят четыре региона, в каждом из которых была своя «тройка». На практике «тройками» руководили начальники областных НКВД, которые обычно возглавляли заседания. Прокурорам было приказано игнорировать юридические процедуры. У руководителей парторганизаций были другие обязанности, они не были знатоками вопросов безопасности и боялись сами стать мишенью. Начальники НКВД чувствовали себя в своей стихии[156].