Иза Белозовская ощущала смерть повсюду. Она вспоминала: «У меня было сильное желание посыпать голову, всю себя пеплом, ничего не слышать, превратиться в пыль». Но она держалась и выжила. Те, кто перестал надеяться, иногда выживали благодаря преданности их нееврейских супругов или семей супругов. Повитуху Софию Эйзенштейн, к примеру, ее муж прятал в яме, которую вырыл на краю внутреннего двора. Он провел ее туда, переодетую в нищенку, и приходил к ней ежедневно, когда выгуливал собаку. Он разговаривал с ней, притворяясь, что говорит с собакой. Она умоляла отравить ее, но вместо этого он приносил продукты и воду. Тех евреев, которых хватала полиция, расстреливали. Их помещали в камеры киевской тюрьмы, в которых тремя годами ранее держали жертв Большого террора. Когда тюрьма наполнилась, евреев и других заключенных на рассвете вывезли в крытом грузовике. Жители Киева научились бояться этого грузовика, как боялись «воронков» НКВД, выезжавших их этих же ворот. Он привез евреев и остальных узников к Бабьему Яру, где им приказали раздеться, стать на колени над яром и ждать выстрела[417].
Бабий Яр подтвердил прецедент, установленный в Каменец-Подольском, по уничтожению евреев в городах центральной, восточной и южной Украины. Поскольку группа армий «Центр» взяла Киев позже и поскольку вести про немецкую политику распространялись быстро, большинство евреев из этих регионов сбежали на восток и таким образом выжили. Те же, кто остался, в большинстве случаев не выжили. В Днепропетровске 13 октября 1941 года были уничтожены около двенадцати тысяч евреев. Немцы использовали местную администрацию, ими самими же учрежденную, для ускорения работы по выявлению, а затем расстрелу евреев. В Харькове зондеркоманда-4а айнзацгруппы «С» приказала городской администрации поселить остававшихся евреев в одном районе. 15 и 16 декабря более десяти тысяч харьковских евреев привезли на тракторный завод на краю города. Там батальон-314 Полиции порядка и зондеркоманда-4а в январе 1942 года расстреливали их группами. Некоторые из них задохнулись в грузовике, чья выхлопная труба выводила угарный газ внутрь кузова, так что он попадал прямо в легкие евреев, запертых там. Газенвагены также использовали в Киеве, но от них отказались после жалоб сотрудников Полиции безопасности на то, что им не нравится вынимать покореженные тела, покрытые кровью и экскрементами. В Киеве немецкие полицейские предпочитали расстреливать над ярами и ямами[418].
Сроки массового уничтожения немного отличались в оккупированной Советской Беларуси, в тылу группы армий «Центр». За первые восемь недель войны и до августа 1941 года айнзацгруппа «В» под командованием Артура Небе уничтожила в Вильнюсе и в Беларуси больше евреев, чем любая другая айнзацгруппа, но дальнейшее уничтожение евреев в Беларуси было затем несколько отсрочено из военных соображений. Гитлер решил послать дивизии из группы армий «Центр» на помощь группе армий «Юг» в битве под Киевом в сентябре 1941 года. Это решение Гитлера отсрочило продвижение группы армий «Центр» на Москву, которая была ее главной целью[419].
Когда был взят Киев и продолжился поход на Москву, возобновились также и расстрелы. Группа армий «Центр» начала 2 октября 1941 года повторное наступление на Москву под кодовым названием «Операция “Тайфун”». Полиция и отделения безопасности начали избавляться от евреев в тылу. Группа армий «Центр» продвигалась, имея миллион девятьсот тысяч человек в составе семидесяти восьми дивизий. Затем политика массового уничтожения евреев (включая женщин и детей) была расширена на всю территорию оккупированной Беларуси. В течение всего сентября 1941 года зондеркоманда-4а и айнзацкоманда-5 айнзацгруппы «С» занималась уничтожением всех евреев в селах и маленьких городках. В начале октября эту политику стали применять и к большим городам[420].
В октябре 1941 года Могилев стал первым значительным городом в оккупированной Советской Беларуси, где было уничтожено почти все еврейское население. Немецкий полицейский (австриец) писал жене о своих чувствах и об опыте расстрела евреев города в первые дни октября: «В первый раз у меня немного дрожала рука, когда я стрелял, но к этому привыкаешь. На десятый раз я целился спокойно и метко стрелял в женщин, детей и младенцев. Я помнил, что у меня дома двое малышей, с которыми эти орды обращались бы точно так же, если не в десять раз хуже. Смерть, которую мы им несли, была прекрасной и быстрой по сравнению с адовыми муками тысяч и тысяч в тюрьмах ГПУ. Младенцев подбрасывали высоко в небо, и мы в полете расстреливали их на куски до того, как их тела падали в яму или в воду». Второго или третьего октября 1941 года немцы (при помощи вспомогательных полицейских из Украины) расстреляли 2273 мужчин, женщин и детей в Могилеве. 19 октября – еще 3726 человек[421].