При всем этом независимое украинское государство иногда демонстрирует политику преувеличения. В Украине, которая была одним из основных мест и сталинского Голодомора 1932–1933 годов, и Холокоста 1941–1944 годов, число украинцев, погибших во время Голодомора, преувеличивалось с тем, чтобы превысить количество евреев, уничтоженных во время Холокоста. С 2005 по 2009 год украинские историки, связанные с госучреждениями, повторяли цифру десять миллионов погибших от Голодомора без какой-либо попытки ее аргументировать. В начале 2010 года официальный дискретный подсчет смертей от Голодомора показал 3,94 миллиона человек. Эта похвальная (и необычная) корректировка в сторону уменьшения привела официальную позицию ближе к правде. (В расколотой стране новый президент отрицал специфичность украинского Голодомора)[780].
Беларусь была центром советско-нацистской конфронтации, и ни одна другая страна столько не претерпела за время немецкой оккупации. Ее военные потери были выше, чем в Украине. Беларусь пострадала от социального обезглавливания даже больше, чем Польша: сначала НКВД уничтожил в 1937–1938 годах интеллигенцию как шпионов, затем советские партизаны в 1942–1943 годах уничтожили школьных учителей как немецких коллаборантов. Столица, город Минск, обезлюдела из-за немецких бомбежек, бегства беженцев и голодающих, а также из-за Холокоста; затем, после войны, город был отстроен как в высшей степени советский метрополис. Однако даже Беларусь следует общей тенденции. 20% довоенного населения беларусских территорий было уничтожено во время Второй мировой войны, но молодежь учат (и, кажется, она этому верит), что погиб не каждый пятый, а каждый третий. Правительство, принимающее советское наследие, отрицает смертоносность сталинизма, возлагая всю вину на немцев или же вообще на Запад[781].
Пример Германии показывает, что преувеличивание – это не только постсоветский или посткоммунистический феномен. Вообще-то, немецкий подсчет жертв Холокоста является исключительным и образцовым. Проблема состоит не в этом. Поминовение Германией массового уничтожения евреев немцами – единичный пример однозначной политической, интеллектуальной и педагогической ответственности за массовое уничтожение и главный источник надежды на то, что этому же примеру последуют и другие страны. Немецкие журналисты и некоторые историки, однако, преувеличили количество немцев, погибших во время войны и послевоенной эвакуации, бегства или депортации после окончания Второй мировой войны: все еще без каких-либо аргументов приводят цифру миллион или даже два миллиона погибших.
Еще в 1974 году в рапорте архивов ФРГ указывалось, что число погибших немцев, бежавших или депортированных из Польши, составляло примерно четыреста тысяч человек; эту цифру замалчивали, так как она была слишком низкой, чтобы служить политической цели документирования жертвенности. В этом рапорте также указывалось примерное количество погибших немцев из Чехословакии – двести тысяч человек. Согласно совместному рапорту чешских и немецких историков, эта вторая цифра преувеличена примерно в десять раз. Таким образом, цифру четыреста тысяч немцев, погибших при выезде из Польши (она указана в Разделе 10), можно, пожалуй, считать максимальной, а не минимальной.
Судьба немцев, которые бежали или были эвакуированы во время войны, была схожа с судьбой огромного количества советских и польских граждан, которые бежали или были эвакуированы во время немецкого наступления и немецкого же отступления. Опыт немцев, депортированных в конце войны, сопоставим с опытом огромного количества советских и польских граждан, которых депортировали во время войны и после нее. Опыт бежавших, эвакуированных и депортированных немцев, однако, нельзя сравнить с опытом десяти миллионов польских, советских, литовских и латвийских граждан (как евреев, так и неевреев), подвергшихся намеренной немецкой политике массового уничтожения. Этнические чистки и массовое уничтожение, хотя и связанные между собой различными способами, – это не то же самое. Несмотря на все ужасы, которые довелось пережить бежавшим или депортированным немцам, это не были ужасы убийственной политики в смысле планированного голодомора, террора и Холокоста[782].