К концу 1947 года около 7,6 миллиона немцев покинули Польшу: ровно половина из них – как беженцы, спасающиеся от Красной армии, а другая половина – как депортированные. Эти пропорции и эти цифры нельзя с точностью перепроверить, поскольку многие бежали, возвращались и были депортированы; других же депортировали по нескольку раз. Многие из тех, кто во время войны (или даже до нее) представлялись немцами, теперь утверждали, что они – поляки, и таким образом уклонялись от отправки. (К этому времени правительство Польши, которое было больше заинтересовано в работниках, чем в этнической чистоте, в спорных случаях шло навстречу просьбам людей считать их поляками. И к этому времени многие люди, которые раньше называли себя поляками, представлялись немцами, полагая, что экономическое будущее Германии лучше, чем у Польши). Однако общий баланс ясен: подавляющее большинство людей, считающих себя немцами, покинули Польшу к концу 1947 года. За все время бегства и перевозок, с начала 1945 года до конца 1947 года, где-то четыреста тысяч немцев, рожденных на землях, аннексированных Польшей, погибли: большинство из них – в советских и польских лагерях, а вторая по величине группа погибла, оказавшись между двумя армиями, или утонула в море[676].
Последние недели войны и запоздалая эвакуация были гораздо более опасны, чем выселения, последовавшие за окончанием войны. В последние четыре месяца войны немцы страдали так, как другие гражданские страдали в течение предыдущих четырех лет войны на Восточном фронте, во время наступления и отступления Вермахта. Миллионы людей бежали от нападения немцев в 1941 году, миллионы людей с 1941 по 1944 год были угнаны на работы, миллионы людей заставил эвакуироваться отступавший в 1944 году Вермахт. Гораздо больше советских и польских граждан погибли, спасаясь от немцев, чем погибло немцев, бежавших от советских солдат. Хотя такие перемещения не были политикой преднамеренного уничтожения (и по этой причине почти не были затронуты в настоящей монографии), бегство, эвакуация и принудительные работы привели – прямо или косвенно – к смерти нескольких миллионов советских и польских граждан. (Немецкая политика преднамеренного массового уничтожения погубила
Война велась во имя немецкой расы, а закончилась безразличием к немецкому гражданскому населению. Таким образом, огромная часть ответственности за смерти, связанные с бегством и выселением, лежит на нацистском режиме. Немецкое гражданское население достаточно знало о немецкой политике времен войны, чтобы понимать, что им придется бежать, но их бегство не было хорошо организовано Германским государством. Без сомнения, высшее командование позволяло соответствующее поведение многих советских солдат, а Сталин даже ожидал его, однако Красной армии не было бы в Германии, если бы Вермахт не вторгся в Советский Союз. Сталину нравилась этническая гомогенность, но эту идею сделала неизбежной политика Гитлера, а не только Москвы. Выселения сами по себе были результатом международных договоренностей между победителями и жертвами.
* * *
В конечном итоге, выдворения были еще одним способом, которым Сталин выиграл гитлеровскую войну. Забрав у Германии столько территории от имени Польши, Сталин гарантировал, что поляки будут признательны советской военной мощи. Кто, если не Красная армия, мог защитить эту западную польскую границу от восставшей Германии в будущем?[678]
В те годы Польша была нацией, пребывающей в движении. Тогда как немцам пришлось двигаться на запад, в Западную Германию, полякам тоже пришлось двигаться на запад, в западную Польшу. Когда немцев вычистили из коммунистической Польши, поляков вычистили из Советского Союза. Несмотря на то, что все польские политические партии, в том числе коммунисты, были против этого, Советский Союз снова аннексировал земли, которые составляли Восточную Польшу. У людей, которых потом «репатриировали» (Сталин использовал такое название-эвфемизм) в Польшу, не было причин любить коммунизм или Сталина. Однако они были прикреплены к коммунистической системе. Коммунисты могли забрать землю, а могли и дать ее; могли выгнать людей, а могли дать им пристанище. Люди, которые одновременно потеряли свои старые дома и приобрели новые, очень зависели от тех, кто мог их защитить. А это могли быть только польские коммунисты, которые обещали, что Красная армия будет защищать приобретения Польши. Как идеология коммунизм мало что мог предложить Польше и никогда не был там очень популярен, но сталинская этническая геополитика заняла место классовой борьбы, создав новому режиму прочную базу поддержки (если не сказать, легитимности)[679].