Великобритания вступила в войну пять лет тому назад из-за вопроса польской независимости, которую теперь была неспособна защитить от советских союзников. Британская пресса часто повторяла сталинскую фразу, описывая поляков как авантюристов и своенравных людей, а не как британских союзников, которые пытаются вернуть себе собственную столицу. И Джордж Оруэлл, и Артур Кёстлер протестовали: Оруэлл говорил о «непорядочности и малодушии» британцев, которые отрицают обязанность союзников помочь восстанию, а Кёстлер называл бездействие Сталина «одним из величайших позоров этой войны»[640].
Американцам тоже не везло. Если бы американские самолеты можно было заправлять на советской территории, тогда они могли бы лететь из Италии в Портланд, бомбя немецкие позиции и поставляя снабжение полякам. В тот же день, когда Сталин резко отказал Черчиллю, 16 августа 1944 года, американские дипломаты добавили польские мишени в операцию «Фрэнтик» – кампанию авиационных бомбардировок в Восточной и юго-восточной Европе. Сталин не дал американским союзникам разрешения на дозаправку для этой миссии. Младший представитель американского дипломатического корпуса Джордж Кеннан понял, в чем состоит логика: отказ был «вызовом, брошенным со злорадным ликованием». В сущности, Сталин сказал американцам, что возьмет контроль над Польшей, и предпочитал, чтобы польские бойцы погибли, а восстание провалилось. Месяцем позже, когда восстание было практически подавлено, Сталин продемонстрировал свою силу и интеллект и изменил историческое решение: в середине сентября, когда для Варшавы это не играло уже никакой роли, он, наконец, позволил американские бомбардировки и провел несколько своих[641].
К тому времени Армия Крайова контролировала так мало территории Варшавы, что парашюты с провизией падали к немцам. Польские войска отступили, их силы сузились до всего лишь нескольких очагов сопротивления. Тогда, как в свое время и еврейские бойцы до них, они пытались бежать через коллекторы канализации. Немцы, подготовленные к этому собственным опытом 1943 года, сожгли или отравили их там газом.
В начале октября 1944 года Гиммлер сказал Паулю Гейбелю, начальнику СС и полиции в Варшаве, что у Гитлера нет большего желания, чем разрушить город. От него не должно остаться камня на камне. Это было и желанием самого Гиммлера. Война как таковая была явно проиграна: британцы освободили Антверпен, американцы приближались к Рейну, а советская армия скоро возьмет Будапешт. Однако Гиммлер видел возможность достичь одной из его собственных военных целей – разрушить славянские и еврейские города, согласно «Генеральному плану “Ост”».
Гиммлер издал приказы (очевидно, 9 и 12 октября) о том, что вся Варшава должна быть разрушена – здание за зданием, квартал за кварталом. В этот момент огромные районы города уже лежали в руинах: гетто, прилегающий район Воля и здания, в которые попали немецкие бомбы в сентябре 1939-го или в августе 1944 года, когда немецкие самолеты бомбили Варшаву, делая вылеты из ее собственного аэропорта. Но большая часть города все еще стояла и многие ее обитатели все еще были живы. Теперь немцы эвакуировали выживших во временный лагерь в городе Прушкове, откуда около шестидесяти тысяч человек будут отправлены в концлагеря, а еще около девяноста тысяч – на принудительные работы в Рейх. Немецкие подрывники, оснащенные динамитом и огнеметами, имея опыт разрушения гетто, сожгли их фирмы, школы и дома[642].
Решение Гиммлера разрушить Варшаву служило определенному в