Будучи искусным в определении советской политики, Сталин, однако, теперь должен был обеспечить выполнение обещаний. В 1928 году в рамках плана первой пятилетки Сталин предложил изъять сельскохозяйственные земли, заставить крестьян обрабатывать их посменно под контролем государства и считать урожай государственной собственностью. Это была политика «коллективизации». Земля, техника и люди теперь принадлежали колхозу – большому образованию, которое, как предполагалось, должно было работать эффективнее. Колхозы создавались вокруг машинно-тракторных станций, которые распределяли современную технику и в которых жили политические агитаторы. Коллективизация позволяла государству контролировать сельхозпродукцию, то есть кормить рабочих и тем самым обеспечивать себе их поддержку, а также экспортировать эту продукцию в другие страны и зарабатывать твердую валюту для инвестиций в промышленность.
Дабы представить коллективизацию как неизбежность, Сталину пришлось ослабить свободный рынок и заменить его государственным планированием. Каганович, соратник Сталина, заявил в июле 1928 года, что крестьяне подняли «хлебный бунт» и единственный выход из ситуации – реквизиция всего урожая. Узнав об этом, крестьяне урожай продавать не стали, а спрятали. Так рынок стал еще более ненадежным, хотя виной этому было само государство. Тогда у Сталина появилась возможность заявить, и он это сделал, что основополагающей проблемой является рынок и что государство должно контролировать запасы продовольствия.
Начало Великой депрессии, казалось, подтверждало правоту Сталина насчет ненадежности рынка. В «черный четверг» 29 октября 1929 года обрушился американский фондовый рынок, а 7 ноября 1929 года, в двенадцатую годовщину большевистской революции, Сталин обозначил социалистическую альтернативу рынку, которую его политика вскоре воплотит в Советском Союзе. Он пообещал, что 1930 год будет «годом великих перемен», когда коллективизация принесет стабильность и процветание. Старое село прекратит существование, тогда можно будет завершить революцию в больших городах, где пролетариат разрастется за счет продовольствия, производимого усмиренным крестьянством. Эти рабочие создадут первое в истории социалистическое общество и могучее государство, способное защитить себя от внешних врагов. Представляя свое видение модернизации, Сталин вместе с тем заявлял о своем праве на власть.
Пока Сталин трудился, Гитлер вдохновлял. Пока Сталин институционализировал революцию и обеспечивал себе место на верхушке однопартийного государства, Гитлер делал политическую карьеру, отвергая институты власти. От многолетней подпольной работы во времена Российской империи большевики унаследовали принцип «обсудить и подчиниться». У национал-социалистов (нацистов) не было никаких значимых традиций подчинения или конспиративной работы. Нацисты, как и большевики, отрицали демократию, но во имя Лидера, который лучше всех мог выразить волю расы, а не во имя Партии, которая понимала предписания истории. Мировой порядок был устроен не капиталистами-империалистами, как считали большевики, а скорее евреями-заговорщиками. Проблема современного общества состояла не в том, что накопление собственности приводит к господству класса; проблема состояла в том, что евреи контролировали
В демократические 1920-е годы нацисты были склонны подчеркивать то, что у них было общим с другими немцами. Гитлеровские национал-социалисты походили на большинство других немецких партий 1920-х годов в своей неприязни к условиям Версальского договора. У нацистов была навязчивая идея о своем предназначении на Востоке – там, где немецкие солдаты побеждали на полях Первой мировой войны и где Германия правила в 1918 году большой оккупированной зоной, состоявшей из Польши, Беларуси, Украины и Прибалтики. В отличие от таких европейских соперников, как Франция и Великобритания, у Германии не было огромной мировой империи, она отказалась от своих скромных заокеанских владений после поражения в войне. Таким образом, восточноевропейские рубежи были для нее особенно привлекательны. Советский Союз, воспринимавшийся как незаконный и деспотичный еврейский режим, должен был пасть. Польшу, которая лежала на пути Германии к ее восточной судьбе, нужно было на этом пути перешагнуть. Она не будет препятствием для немецкой державы – в предстоящих войнах за Восток она станет либо слабым союзником, либо поверженным врагом.