Склад извергал новые и новые взрывы, разбрасывая красные, белые и оранжевые вспышки во всех направлениях. Повсюду летали раскалённые докрасна железки, осколки и трассеры. Светящиеся миномётные и артиллерийские снаряды взлетали к небу, а затем медленно скользили обратно к земле, где взрывались от удара. Временами столько всего взрывалось одновременно, что нельзя было различить отдельные взрывы, они сливались в непрерывный раскатистый рёв. Как если бы кто-то собрал все серии «Победы на море»31 на одной бобине и крутил их всю ночь.
Я чувствовал себя в безопасности. По моей оценке, мы находились примерно в километре, так что ничего опасного не могло долететь до нас, если только Бог в тот день не был особенно раздражителен. Кроме того, всякий ВК, имеющий в мозгу хотя бы одно полушарие, сейчас драпал со всех сил подальше от этого места, никоим образом не желая с нами встречаться. Непрерывное многоцветное световое шоу из взрывов и вторичных взрывов стало лучшим фейерверком, что можно себе вообразить. Жаль, что день был не четвёртое июля и ансамбль не играл марши Джона Филипа Сусы32.
На следующее утро мы возвратились под звуки непрекращающихся взрывов, потому что пожар на складе обуздать не удалось. Уже сильно после обеда он начал утихать и постепенно догорел. Газета «Старз энд страйпс» сообщила, что огонь поглотил несколько грузовиков и небольших ангаров. Одного джи-ай сбросило с койки и он сломал себе руку. Сообщалось, что погибло «сотни тонн взрывчатки». По мнению газеты, это был «крупнейший склад боеприпасов в мире». Теперь он превратился в угольную яму.
Утренний патруль силами отделения результатов не дал. Мы обыскивали территорию вокруг Лонг Бинь в поисках входа в туннель. Все знали, что эти пидоры умеют рыть, как кроты, и что они могли использовать туннель, чтобы провернуть свой номер со складом. Я лично в этом сомневался и придерживался мнения, что у них нашлись помощники внутри лагеря. Это выглядело логичнее и проще.
Днём мы поменялись местами с других отделением. Они вышли на ещё одно безрезультатное патрулирование, а мы охраняли периметр. Когда спустились сумерки, мы опять вышли в засаду, прямо рядом с тем местом, где были предыдущей ночью. Мы даже толком не расположились, как Хьюиш, идущий замыкающим, заметил двух ВК примерно в пятидесяти метрах справа. Они тоже заметили его, и обе стороны бросились на землю, не сделав ни одного выстрела. Было принято решение проползти в близлежащие заросли и устроить засаду там, если ВК потом будут возвращаться этой дорогой. Мы ждали.
Из-за двух хьюишевых гуков я начал нервничать. Ни с того ни сего оказалось, что мои личные жетоны, висящие у меня на шее, звенят, как огромный китайский гонг. Я снял их и повесил на ближайшее дерево, чтобы они не сигналили врагу при каждом моём движении. У всех тыловых парней на краях жетонов были резиновые окантовки, которые глушили металлический звон. Мы в поле таких не получили. Некоторые, чтобы избежать шума, сматывали жетоны липкой лентой вместе. Сняв жетоны, следующим движением я отстегнул слезоточивую гранату от жилета и прицепил её спереди к куртке. Жетоны я раньше я не снимал, но гранату перевешивал каждый раз, когда в засаде чувствовал нервную дрожь, а так было примерно четверть всего времени. Если бы мы попали под жестокий обстрел, и пришлось бы спасать жизнь бегством, мой план состоял в том, чтобы распылять газ за собой на бегу. При удачном раскладе враги закашляются, и снизят скорость, преследуя меня. Так или иначе, мои телодвижения той ночью не пригодились, и солнце встало без происшествий.
Когда утром мы уходили, я забыл про свои жетоны и безо всякого умысла оставил их на ветке. Потеря меня совершенно не тронула, и я никогда не пытался их восстановить. Подсознательно я, возможно, сам хотел их лишиться, и в какой-то степени обрадовался, когда это произошло. Я уже устал слушать историю о том, что если вас убьют, то какой-нибудь мудак в похоронной службе вставит вам одну из этих маленьких стальных пластинок между верхними передними зубами и треснет вам по челюсти, чтобы вклинить жетон между зубов. Так делали, чтобы навсегда гарантировать точное опознание тела. История утверждала, что так делали во Вторую Мировую, так делали в Корее, и продолжают эту славную традицию во Вьетнаме. Я не знал, правда это, или очередная легенда джунглей. Это звучало настолько отвратительно, что я был уверен, что мне будет больно, даже если я уже буду мертв. Честное слово, я скорее дал бы заклеймить себя калёным железом для идентификации, чем подвергнуться процедуре с жетоном в зубах. Кроме имени, личного номера, вероисповедания и рода войск, на жетонах указывалась группа крови. На моих первых жетонах с начального курса подготовки обозначалась группа крови А+. Когда я их потерял во время дополнительного курса и затем восстановил, меня таинственным образом перенесли в А-. Если бы я восстановил жетоны, находясь за океаном, трудно было представить, до чего я бы опустился, наверное, до обезьяньей крови.