Читаем Кровавые следы полностью

Вы можете приказать подросткам устроить атаку Пикетта на окопы, полные вражеских солдат, или оставаться за пулемётом, чтобы удерживать противника, и заверить их, что всё пройдёт благополучно. Они поверят вам, даже если фактическая ситуация явно утверждает обратное. В возрасте двадцати восьми лет люди настроены более скептически и ими нельзя так легко управлять или сбить их с толку.

За окном по правую руку от меня виднелся сетчатый забор, а за ним, метрах в тридцати, двухполосная дорога, что меня беспокоило. По дороге ездили бесчисленные гражданские машины — грузовики, мотоциклы и эти вездесущие трехколёсные веломобили, и в каждом из них ехало слишком много людей. Проходили многочисленные пешеходы, никто из них не подходил достаточно близко, чтобы доставить нам неприятности, если бы вдруг решил.

Моё расписание, похоже, состояло из сна круглые сутки, почти всей моей энергии только на это и хватало. Мой рот был стянут проволокой, так что я не мог толком говорить. Есть было невозможно. На самом деле на приёмах пищи для меня даже не было подноса. Капельница у меня в левой руке работала непрерывно.

Медсёстры носили стандартный армейский камуфляж и выглядели шикарно. Вокруг моего наблюдательного пункта их ходило недостаточно много. Насколько я могу судить, именно они о нас и заботились. Я охотно верю, что врачи меня прооперировали, но я не помню, чтобы видел хоть одного после того первого дня. Они были, по всей вероятности, заняты где-то ещё. Медсестра, которая чаще всего бывала на моём участке, была года на три старше меня и довольно симпатичной, с короткими каштановыми волосами и мечтательными карими глазами. Она попросила меня стараться игнорировать жажду, добавив, что вскоре они смогут начать давать мне жидкости.

В один из дней она преподнесла мне «Пурпурное сердце» и сертификат, который мне прислали в госпиталь. Она пояснила, что это очень здорово, что мне следует гордиться и принесла свои поздравления. Наверняка она делала это уже много раз, но всё равно очень старалась сделать моё вручение особенным, и у неё получилось. Она заслуживала награды Американской Киноакадемии. Церемония была не слишком официальной, но я был признателен ей за усилия, думаю, даже больше, чем она могла подумать. Она даже предложила мне упаковать «Пурпурное сердце» и отправить его мне домой. Я попросил её отправить его моему другу Ларри, потому ещё не настало время моим родителям про всё узнать. Я всегда мечтал получить «Пурпурное сердце». Я считал, что это возможно, или даже весьма вероятно. Но, мысля временами реалистично, я, тем не менее, не планировал на самом деле получать какие-либо медали за храбрость и даже не представлял себе, как их получить. Впрочем, в стране Грёз я несколько раз был отмечен за героизм и даже встречался с президентом Джонсоном на церемонии вручения в Розовом саду Белого Дома.

Приехать домой с «Пурпурным сердцем» на груди было бы круто. Быть раненым в бою звучало настолько «мачо», насколько я мог вообразить. Я определённо надеялся, что это достаточно впечатлит Шарлин Вудридж. Она была очень хорошенькой девочкой примерно моего возраста и жила через пару домов от нас. Она ходила в другую школу, в школу Вильсона, так что я её почти не знал. Может быть, когда она увидит мою ленту от «Пурпурного сердца», она заметит меня или даже захочет со мной встречаться. Она была девушкой моей мечты на протяжении времени, которое казалось световыми годами.

В Стране Грёз «Пурпурное сердце» вручали мне за ранения, которые подразумевали девственно-белые бинты на голове с единственным пятном крови, размером с отпечаток большого пальца над моим левым глазом, как в кино. Другой план включал в себя ранение, требующее, чтобы рука висела на перевязи. Рука должна была быть левая, потому что я правша. К тому же не должно было быть явных увечий. Ни одна из моих ран не должна была выглядеть отталкивающей для Шарлин. Простреленное лицо и кусок челюсти, застрявший в плече, были совершенно не тем типом ранения, что я задумал.

Лейтенант из другого взвода зашёл навестить меня. Я знал его в лицо, но не по имени. Ему, по-видимому, приказали зайти ко мне, потому что мой лейтенант, Андерсон, был ранен в голову и недоступен. Так, должно быть, выглядел армейский способ выражать участие. К тому же им надо было узнать, кого из нас отправляют в Большой Мир и кого им придётся заменить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии