Маккалеб откинулся на стуле, глубоко и устало вздохнув. Он не мог в это поверить. Нун казался идеальным «подопытным». Он был погружен в глубокий транс. А они не могли добиться от него того, что им больше всего было нужно: точного портрета убийцы.
– Хорошо. Ты уверен, что это лучший кадр, где его видно лучше всего?
– Уверен.
– Ты видишь его волосы?
– Да.
– Какого они цвета?
– Темные. Или он темно-русый, или брюнет.
– А какой длины волосы?
– Вроде короткие.
– А как насчет кепки? Опиши ее.
– Ну, это бейсболка серого цвета. Она или вылиняла, или просто застиранная.
– На ней есть какая-нибудь надпись или эмблема?
– Да, есть какой-то рисунок вроде эмблемы команды.
– Вы можете описать ее?
– Это переплетающиеся буквы.
– Какие буквы?
– Похоже на «К», которую пересекают две линии – или заглавная «И», или «Н». И там еще круг. То есть овал вокруг этих букв.
Маккалеб молчал, задумавшись о том, что сообщил
Нун.
– Джеймс, – наконец произнес он, – если я дам вам листок бумаги, как вы думаете, вы сможете открыть глаза и нарисовать нам эту эмблему?
– Да.
– Тогда откройте глаза.
Маккалеб поднялся со своего стула. Уинстон уже перевернула чистую страницу в отрывном блокноте. Терри передал ее Нуну.
Глаза Нуна были открыты, но рисовал он с абсолютно невидящим взглядом, а затем вручил рисунок Терри. Эмблема была в точности такой, какой он описал ее: вертикальная линия пересекала большую букву «К», заключенную в овальный контур. Маккалеб вернул блокнот Уин-стон, которая быстро повернула его к зеркальному окну, чтобы видеокамера четко запечатлела рисунок.
– Спасибо, Джеймс, вы отлично справились. А теперь снова закройте глаза и еще раз посмотрите на изображение водителя. Нашли его?
– Да.
– Вам видны его уши?
– Только одно. Правое.
– Вы видите в нем что-нибудь?
– Нет.
– В нем нет серьги?
– Нет.
– А под ухом? Вы видите его голую шею?
– Да.
– Вы не видите на шее ничего необычного?
– Уф… да нет, ничего. Просто шея.
– Только с правой стороны?
– Да, с правой.
– На шее нет татуировки?
– Нет. Никаких татуировок нет.
Маккалеб вздохнул. Итак, он только что сам очень убедительно вычеркнул Болотова из списка главных подозреваемых, таким образом превращая сеанс в захватывающее уравнение с несколькими неизвестными.
– Ну хорошо, – произнес он слегка подавленным голосом. – А что скажете про его руки? Вы их видите?
– Да, он держит руль. Руки лежат на руле.
– Вы не видите ничего необычного? На пальцах, например?
– Нет.
– Нет?
– А часы на руке есть?
– Часы? Да.
– Какой марки?
– Этого я не вижу, но вижу ремешок.
– Какого он цвета?
– Он черный.
– А на какой руке? На правой или на левой?
– На. правой. Да, на правой.
– Хорошо. А во что он одет, вы можете описать?
– Я вижу только рубашку. Темную. Это темно-синяя фуфайка.
Маккалеб больше не знал, о чем еще спрашивать Джеймса Нуна. Откровенное разочарование в том, что ему не удалось добиться главного, рассеивало его внимание. В голову пришла мысль, о которой он забыл.
– А ветровое стекло, Джеймс? На нем есть что-нибудь? Может, наклейка?
– М-м. нет, кажется. Я ничего такого не вижу.
– Хорошо. Посмотрите, пожалуйста, на зеркало заднего вида. На нем ничего нет? Возможно, что-то привязано или прицеплено? Какая-нибудь безделушка?
– Нет, ничего такого я не вижу.
На этот раз Маккалеб просто рухнул на свой стул. Это была полная, катастрофическая неудача. Во-первых, они потеряли этого человека в качестве свидетеля в суде, покончили с потенциальным подозреваемым в убийстве, а получили лишь детальное описание бейсбольной кепки водителя и его новехонького «чероки». Последнее, что оставалось, это «посмотреть», как машина уезжает на большой скорости, и попробовать прочитать задние номера.
– Хорошо, Джеймс, давайте промотаем пленку до того момента, когда автомобиль проезжает мимо вас и вы «снимаете» типа, по которому тюрьма плачет.
– Хорошо.
– Увеличьте его задние номера, вы их видите?
– Нет. Эти тоже закрыты.
– Чем?
– Вроде полотенцем, или футболкой. Мне трудно сказать. Так же как спереди.
– Увеличьте «картинку» еще. Не видите ничего необычного на заднем бампере?
– М-м. нет.
– Никаких наклеек? Может, название автосалона?
– Нет. Ничего такого.
– А на ветровом стекле? Никаких наклеек? Маккалеб и сам слышал в собственном голосе нотки
отчаяния.
– Нет. Там нет ничего.
Посмотрев на Уинстон, Маккалеб покачал головой. Уинстон сделала какой-то знак руками.
– Хочешь пригласить художницу?
Уинстон, качнув головой, показала на себя.
– Ты уверена?
Уинстон снова качнула головой.
Маккалеб вновь обратился к Нуну, хотя в голове у него барабанила одна мысль: как он мог проиграть в игре, которую должен был выиграть.
– Джеймс, в следующие несколько дней обдумайте, пожалуйста, еще раз, что вы видели в ночь на двадцать второе января. Если вспомните что-то новое, позвоните следователю Уинстон, договорились?
– Да, конечно.