Кровь цветов

— Самые лучшие в мире, — ответил он. — Ковры, изготовление которых требует армии мастеров. Ковры, которые шах держит свернутыми в темных комнатах, чтобы они никогда не пострадали от солнечного света. Ковры, которые заказывают короли из других стран, с вышитыми серебряной нитью гербами. Ковры, которые будут бесценны еще долгое время после того, как мы все обратимся в прах.

— Да снизойдет благословение Аллаха на шаха Аббаса! — воскликнула Гордийе.

— Если бы не он, я до сих пор был бы ткачом в Ширазе, — согласился Гостахам, — он помог достичь успеха не только мне, он помогает возвыситься самому искусству создания ковров.

Было уже поздно. Мы с матерью пожелали хозяевам спокойной ночи и ушли спать в нашу маленькую комнату. Завернувшись в одеяло, я думала о семьях, которым удача сопутствует повсюду. Возможно, теперь, когда мы живем в Исфахане, в доме такой семьи, удача наконец улыбнется и нам, несмотря на зловещие предзнаменования.

На следующий день Гордийе отправила посланца к матери Нахид сообщить, что я недавно прибыла с юга и что я ровесница ее дочери. В ответ та передала, что ждет нас в гости после обеда. Когда Гордийе сказала, что время идти, я пригладила волосы под шарфом и объявила, что готова.

— Ты не можешь выйти из дома в таком виде! — возмущенно сказал она.

Я посмотрела на свою одежду. На мне был халат с длинными рукавами, длинная рубаха и шаровары, потому что я все еще была в трауре. Я прижала волосы к вискам, убирая выбившиеся из-под шарфа пряди. Одежда, которую я носила, считалась скромной даже для деревни.

— Почему не могу?

— В городе все по-другому, — ответила она. — Здесь девушки из хороших семей полностью закрывают себя.

Я не смогла проронить ни слова в ответ. Гордийе отвела меня в свою комнату. Она открыла сундук, набитый одеждой, и рылась в нем, пока не нашла то, что искала. Поставив меня перед собой, она сняла мой шарф и разгладила волосы по обеим сторонам лица. Мне хотелось сказать, что это неопрятно. Затем она обернула легкую белую ткань вокруг моей головы и закрепила у подбородка.

— Вот, — сказал она, — теперь ты выглядишь как Нахид и другие девушки дома или в гостях.

Она подняла металлическое зеркало, чтобы я могла посмотреть. Ткань закрывала шею и плечи, но мне не понравилось, каким голым и мясистым казалось теперь лицо. За дни, проведенные в пустыне, оно потемнело, а белая ткань подчеркивала это.

Я отвернулась от зеркала, поблагодарила ее и собралась уходить.

— Подожди, — остановила меня Гордийе, — дай закончить.

Она отряхнула какой-то мешок и умело надела его мне на голову. Несмотря на то что он был белый, под ним было темно и нечем дышать.

— Ничего не вижу, — пожаловалась я.

Гордийе расправила мешок так, что часть кружева накрыла мои глаза. Я снова могла видеть, но теперь только через плетение.

— Это твой пичех, — сказала Гордийе. — Ты должна носить его на улице.

Было трудно дышать, но я вновь поблагодарила ее, думая, что мы закончили.

— Какая же ты забавная малышка! — сказала Гордийе. — Маленькая, быстрая, как зайчик, и такая же торопливая. Куда ты торопишься? Подожди, пока я найду все, что тебе нужно!

Она неторопливо разбирала одежду, пока не нашла большой кусок белой ткани. Она накинула ее мне на голову и показала, как держать, сжав ткань в кулаке у подбородка.

— Теперь ты выглядишь как надо, все скрыто под чадором, — сказала она.

Я выбралась из ее комнаты, чувствуя себя так, будто на меня надели шатер кочевников. Хотя я могла видеть перед собой, если смотрела прямо сквозь кружево, по сторонам я не видела ничего. Я не привыкла быть в чадоре, только в мечети, и наступала на него до тех пор, пока не научилась придерживать над лодыжками.

Кое-как я спустилась в коридор, а Гордийе сказала:

— Пока все будут видеть, что ты не горожанка. Но очень скоро ты научишься двигаться тихо и мягко, словно тень.

Когда мы вернулись в бируни, Гостахам поздравил меня с новым нарядом, а матушка даже сказала, что не узнала бы меня в толпе. Мы с Гордийе направились к дому Нахид, до которого было всего несколько минут ходьбы по кварталу Четырех Садов. Это была освежающая прогулка — по пересекающей квартал широкой улице, построенной шахом Аббасом, усаженной деревьями; в узких каналах струилась вода. Улица была так широка, что по ней, выстроившись в ряд, могли пройти двадцать человек; вокруг росли платаны, чьи листья, похожие на ладони, весной и летом, словно тенистый зеленый купол, укрывали улицу. Дорога вела к Вечной реке и мосту Тридцати Трех Арок, и с нее открывался вид на горы Загрос, зубчатые вершины которых были покрыты снегом. Сады домов, мимо которых мы проходили, были большими, словно парки, а сами дома казались дворцами по сравнению с крошечными, жмущимися друг к другу домами моей деревни.