Кровь среди лета

Тем не менее она направилась к входной двери, почти механически отреагировав на звонок. Не помня себя, Ребекка сняла страховочную цепочку. Потом левой рукой отперла замок, в то время как правая уже нажимала на дверную ручку. Голова не работала. С таким чувством человек приходит в себя, стоя перед открытым холодильником, когда не помнит, как вообще оказался на кухне.

Потом Ребекка думала, что внутри ее, вероятно, сидит некий умный маленький человечек. Может, это девушка в красных резиновых сапогах и спасательном жилете. И это она направляет ее действия. В тот раз именно эта маленькая девушка узнала шаги Марии за дверью. И она сказала рукам и ногам Ребекки: «Тихо, это Мария. Только не говорите ничего своей хозяйке. Просто поднесите ее к дверям и откройте».

Мария и Ребекка сидели на кухне и пили кофе без ничего. Ребекка в основном молчала. В мойке громоздилась гора немытой посуды. Кучи неразобранной почты, рекламных листовок и газет валялись на полу в прихожей. Картину дополняла одежда Ребекки — грязная, пропахшая потом.

Вдруг руки начали трястись. Ребекка как раз хотела поставить на стол чашку, а они задергались, словно две обезглавленные курицы.

— Мне больше не наливать, — пыталась пошутить Ребекка.

Она хотела рассмеяться, но из горла вырвался только беззвучный хрип.

Мария посмотрела ей в глаза, и Ребекка поняла, что она все знает. И о том, как она стояла на балконе и смотрела вниз, на асфальт. И о том, что иногда у нее не хватало сил даже спуститься в магазин за продуктами и приходилось питаться тем, что еще оставалось в доме: пить чай, закусывая маринованным огурцом прямо из банки.

— Я не врач, — сказала Мария. — Но я знаю, что человеку не становится лучше от того, что он не ест и не спит. По утрам ты должна выбираться на улицу.

Ребекка нервно ломала пальцы, пряча руки под столом.

— Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей?

— Милая, в нашем роду полно нервных женщин, — отвечала Мария. — Постоянно кто-нибудь из них падает в обморок или заходится в плаче, приступе ипохондрии или панического страха. Я не рассказывала тебе о своей тете? Она неподражаема. Неделю сидит в психушке, не в состоянии даже одеться самостоятельно, а потом организует детский сад по системе Монтессори.

На следующий день один из совладельцев бюро, Торстен Карлссон, предложил Ребекке пожить в его загородном доме. Когда-то Мария работала под его началом в отделе торгового права, пока не перешла к Монсу Веннгрену.

— Ты окажешь мне большую услугу, — говорил Торстен. — Присмотришь за домом, а я буду появляться там, только когда захочу поплавать. Собственно говоря, мне давно пора его продать. Но это такие хлопоты…

Разумеется, она хотела отказаться, слишком все очевидно! Но та девушка в красных резиновых сапогах все решила за нее, прежде чем Ребекка успела открыть рот.

Теперь она была просто обязана съесть этот салат.

Ребекка начала с половинки грецкого ореха, которая во рту казалась огромной, как слива. Она тщательно пережевывала, прежде чем сглотнуть. Мария не спускала с нее глаз.

— Как ты? — спросила она.

Ребекка улыбнулась. Язык стал шершавым, как наждачная бумага.

— Я правда не знаю.

— Развеселилась?

Ребекка пожала плечами.

«Я хочу отсюда сбежать, — подумала она. — Но что я могу поделать? Нужно терпеть, иначе кончишь жизнь в полном одиночестве, мучаясь аллергией и страхом перед людьми, в какой-нибудь избушке, полной кошек и разного хлама».

— Не знаю, — ответила она. — Мне кажется, что здесь все только обо мне и говорят. Сплетничают, судачат, пока меня нет рядом. Но стоит мне появиться, панически меняют тему и заводят речь, например, о теннисе.

— Разумеется, — улыбнулась Мария. — Ты ведь наша Модеста Блейз. Скоро отправишься в дом Торстена, где тебе будет спокойно и одиноко. Конечно, они говорят о тебе.

Ребекка засмеялась.

— Спасибо, мне уже лучше.

— Я видела, ты беседовала с Юханом Гриллем и Петрой Вильхельмссон. Как она тебе? Очень мила, по-моему, однако не думаю, что так уж удобно иметь ноги от ушей и задницу почти между лопаток. Моя давно уже отделилась от меня и, похоже, живет своей собственной жизнью, словно повзрослевший ребенок.

— Да, мне послышалось, будто кто-то бежал за тобой по траве.

Они замолчали и взглянули в сторону фарватера, где кто-то заводил мотор старого катера «Фингал».

— Не волнуйся, — успокоила Ребекку Мария. — Скоро они перепьются и развяжут языки.

Она повернулась к Ребекке, наклонилась к ее уху и прошептала, словно кого-то передразнивая:

— «Каково это — убить человека?»

«Отличная работа!» — восклицал про себя Монс Веннгрен, наблюдая со стороны эту сцену. Он видел, как веселится Ребекка, как размахивает руками Мария, плечи которой так и ходят туда-сюда. Просто чудо, что она не уронила свой бокал! Должно быть, сказалась многолетняя выучка в родительском доме. «А фигура у Ребекки теперь вроде не такая угловатая, как раньше. Она выглядит полной сил и хорошо загорела, — отметил про себя Монс. — Тощая, как жердь, но такой она была всегда».