Кровь нерожденных

– Если уж я задал вам один нескромный вопрос, позвольте задать второй, еще более нескромный.

– Задавайте, – разрешила Лена.

– А отец вашего ребенка, он как-то… – Кротов смешался, запнулся, но Лена помогла ему:

– У моего ребенка отца нет. То есть, конечно, есть, но это не отец. Как говорит моя тетушка, мой будущий ребенок – байстрюк. Знаете такое слово?

– Ужасное слово. Так нельзя говорить о ребенке.

– Тетушка – старая коммунистка. Ей теперь все можно говорить.

«Как глупо получается, – думал Кротов, – я прожил с женой двенадцать лет, так хотел ребенка, а Лариса категорически не желала. Одно упоминание о ребенке вызывало у нее истерику. Конечно, балерины редко рожают, но ведь рожают все-таки и остаются в балете. А Лара вообще мало что потеряла бы. Она танцевала только в кордебалете, только в массовке. В Музыкальном театре Станиславского, где она работала, ей ни разу не дали станцевать ни одной серьезной партии. Она все жаловалась на интриги… И вот стукнуло сорок, а семьи нет, будто вовсе не было…»

– Сергей Сергеевич, мы уже приехали, – услышал он голос Лены.

– Пожалуйста, напишите мне все ваши телефоны – домашний, рабочий, тетушкин. – Остановив машину, Кротов протянул Лене свою записную книжку и ручку.

* * *

Пустая однокомнатная квартира не становилась уютнее оттого, что в ней иногда ночевала хорошенькая Оленька, случайное и бесперспективное увлечение подполковника Кротова. Впрочем, теперь у него вряд ли возникнет желание пригласить сюда Оленьку…

Он поставил чайник на огонь и, устроившись на кухонном диванчике, закурил.

Восемь лет назад Кротов вел дело о подпольном абортарии, где прерывали беременность на поздних сроках. Официальная медицина отказывалась делать подобные операции без серьезных показаний – это было опасно для здоровья и жизни женщины. Но безумные бабы готовы были не только рисковать, но и платить деньги, чтобы избавиться от нежеланных детей.

Иногда, правда редко, случалось, что пациентка раскаивалась, плакала, видя перед собой крошечное существо, которое было еще живым, слабо пищало, шевелило ручками и ножками и погибало на глазах. Но вернуть уже ничего было нельзя.

Одна такая раскаявшаяся и написала заявление.

Дело было громкое и скандальное. Оказалось, что в кооперативе «Крокус» так назывался абортарий – подрабатывали вполне уважаемые врачи с безупречной репутацией. Нескольких из них тогда посадили.

Это было в 1987 году. Кооперативы, в том числе и медицинские, только-только открывались, не было четкой законодательной базы. Помнится, с оперативной группой работал тогда консультант из Минздрава, веселый, компанейский толстяк, у него еще была какая-то овощная фамилия. Буряк! Да, надо поговорить с этим Буряком.

Полистав записную книжку, Кротов нашел домашний телефон консультанта из Минздрава.

Илья Тимофеевич Буряк оказался дома и сам поднял трубку.

Лена погуляла с Пиней, прибрала на кухне, вымыла посуду. Тетя Зоя уже спала, и это было кстати. Не хотелось сейчас ни с кем разговаривать. Хотелось побыть одной и подумать.

Кончился этот ужасный день, даже не день, а целые сутки. Нет, больше суток она прожила в страхе, напряжении, в ощущении своей полной беспомощности. Расслабиться и успокоиться удалось только во время разговора с Кротовым. Почему-то рядом с этим совершенно чужим усатым подполковником ей было удивительно спокойно. Вместе с ней, шаг за шагом, он как бы прошел все случившееся, проанализировал каждую деталь, хотя понял сразу – с точки зрения законности зацепиться не за что.

Он мог просто вежливо отмахнуться от нее. В самом деле, чем он может помочь? У него наверняка своих проблем по горло, при его-то работе. Да она и не рассчитывала на его помощь.

Она встретилась с ним только для того, чтобы узнать, есть ли во всем случившемся реальный уголовный момент и имеются ли у нее основания обращаться за помощью в какие-нибудь официальные инстанции. Он объяснил, что уголовного момента нет, а следовательно, нет и повода куда-либо обращаться. И помощи ждать не от кого. Только от него, Кротова. Он так и сказал ей, прощаясь: «Я не могу помочь вам как следователь МВД, но вы можете полностью рассчитывать на меня как на частное лицо».

Лена улыбнулась, вспоминая его слова: частное лицо – усатое, голубоглазое, с легкими залысинами над высоким лбом, с подстриженными очень коротко, «ежиком», светло-русыми волосами…

Особенно стало спокойно, когда он взял ее за руку. Он – человек совершенно другого круга, он не похож на ее обычных знакомых, на мужчин, которые были с ней…

Лена вдруг поймала себя на том, что думает о Кротове не как о следователе по особо важным делам, не как о подполковнике, а как о мужчине, и удивилась. Она привыкла быть одна. После случайной и нелепой встречи с так называемым отцом будущего ребенка она окончательно зареклась выстраивать какие-либо новые отношения.