Я слегка улыбаюсь от её заиканию, я нахожу это удивительным и милым для той, кого нельзя обвинить в отсутствии твердости характера.
— Скажи это еще раз, но на этот раз более естественно. Это было не похоже на жену, которая замужем за мной уже два года.
Она поджимает губы, явно недовольная сценарием, который я придумал, и, вероятно, именно поэтому я продолжаю называть ее своей женой при каждом удобном случае.
Разве это дерьмо развлекает? Абсолютно.
— Продолжай, — подталкиваю я, когда она молчит.
— Кирилл — говорит она с большей силой, чем нужно.
— Еще раз. Естественнее.
— Кирилл — бормочет она нежным тоном, который вибрирует в моей груди, а затем устремляется прямо к моему члену, и мое сердце подпрыгивает. Может быть, мне нужно, чтобы Надя и ее муж проверили его, на случай, если у меня будет внутренняя травма. Или, может быть, мне стоит перестать сидеть в первом ряду, с видом на грудь Александры.
Я переворачиваю страницу, как будто все это время читал эту классическую книгу.
— Не будь кокеткой.
— Ты же сам сказал мне, чтобы я делала это более естественно — она скрещивает руки на груди, а затем морщится, когда, вероятно, вызывает боль в своей ране. — Принимай решение.
— Если бы мы были в лагере, тебя наказали за это.
— Но мы не в лагере.
— Осторожнее.
— Я уверена, что муж не разговаривает со своей женой в таком тоне.
— Я знаю.
— Ты... ты женат?
— Да.
Ее губы приоткрываются, и она медленно опускает руки по обе стороны от себя. Я почти чувствую резкую смену ее настроения в воздухе. Интересно.
— На тебе, помнишь? — добавляю я в той же небрежной манере, с которой разговаривал раньше.
Я почти уверен, что замечаю какое-то облегчение, но оно исчезает, когда она начинает вставать. — Я, наверное, должна пойти помочь Наде чем-то.
Она спотыкается, пытаясь встать. Делаю пару шагов, я подхожу к ней, а затем поддерживаю ее сзади, одной рукой держа за руку, а другой хватая за запястье.
Александра начинает отталкивать меня.
— Я могу стоять самостоятельно.
— У тебя даже нет сил нормально дышать.
— Я в порядке — она пытается вырваться из моей хватки, но я сжимаю ее еще крепче.
— Перестань упрямится.
Ее тело все еще напряжено, но она больше не сопротивляется. Как только она немного успокаивается, я отпускаю ее и тянусь за бархатным халатом, который Надя положила в изножье кровати.
Я осторожно натягиваю его на ее поврежденный бок, и она стонет, но быстро приглушает звук. Я начинаю понимать, что она ненавидит показывать слабость больше всего на свете. Наверное, именно поэтому она не хотела, чтобы я помогала ей прямо сейчас.
Вот почему она выглядела испуганной, когда Надя сказала ей, что я нес ее всю дорогу сюда. Или, может быть, это было связано с тем, что она пару раз назвала меня своим мужем.
— Теперь вставь другую руку.
Она неохотно подчиняется.
— Я могу сделать это сама.
— Я знаю.
— Тогда почему ты настаиваешь на помощи?
Я подтягиваю бретельку ночной рубашки, которая тонко дразнила меня последние двадцать минут. По ее коже пробегают мурашки, и она замирает. Она даже перестает дышать на секунду дольше, чем нужно.
Дьявольская мысль пронзает мой разум. Интересно, задрожит ли она, если моя рука
После недолгого раздумья я убираю руку.
Хотя с ней забавно играть, но то, как она задерживает дыхание, может вызвать осложнения.
Медленно, ее грудь поднимается и опускается в резком ритме, когда она хватает пояс халата и завязывает его вокруг талии.
— Ты на что-то злишься, Саша?
Она резко оборачивается и смотрит на меня с ошеломленным выражением лица.
— Почему ты меня так называешь?
— Все в подразделении так делают. Я полагаю, это твой способ придерживается настоящего имени, да?
— Я никогда не говорила, что ты можешь называть так.
— Но никогда не говорила, что не могу.
Она прищуривает глаза, как будто я следующий в ее списке, что было бы неудивительно, учитывая все удары, которые я, должно быть, нанес ей. Саша не знакома со мной достаточно долго, чтобы знать, что мои действия становятся непредсказуемыми, когда я оказываюсь в ситуации, которую я не предвидел.
— Возможно, тебе нужно контролировать свое выражение лица. Наши хозяева уже относятся к тебе с подозрением, и мы же не хотим, чтобы они вышвырнули нас из дома в разгар шторма, не так ли?
Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но быстро передумывает и закрывает его.
Когда она медленно идет к двери, я преграждаю ей путь. Она слегка отталкивается назад, но я вижу легкое подергивание ее плеч, прежде чем она отрабатывает движение.
— Что теперь? — спрашивает она осторожным тоном.
— Теперь мне нужно, чтобы ты вела себя естественно. Никаких подергиваний или действий, вызывающих дискомфорт. Вспомни свою любимую супружескую пару и веди себя как они.
Она делает паузу на мгновение, затем кивает один раз.
— Я серьезно, Саша. Если нас вышвырнут отсюда, я, возможно, смогу пережить шторм самостоятельно, но ты не выживешь.
— Поняла. Конечно.