Кровь Меровингов

Муасси бился в истерике. Темпераментный, шумный и суетливый, как многие из его соотечественников, он закатывал свои черные как маслины глаза к прокопченным сводам внушительной кухни.

– О, Мадонна! Донна миа! – стонал он. – Ну как я к обеду смогу приготовить достойное угощение?! Ведь у нас ничего же нет! Совершенно ничего!

Гийом ухмыльнулся. Кладовые и погреба ломились от изобилия. Граф любил изыски, и при случае его стол мог соперничать с застольем на приеме у короля Франции.

Беатриса спешно извлекала на свет божий серебряную посуду. Блики от факелов, которые так и забыли погасить, заиграли на всевозможных размеров и форм блюдах, маленьких соусниках, кубках и чашах, оживляя выгравированные сцены сражений, охот, славных подвигов властителей мира. При этом она ласково поглядывала на Муасси, который ей давно нравился. Хотя он и не проявлял к ней интереса, Беатриса постоянно флиртовала с ним.

– Ты всегда так говоришь, – сказала она, проводя рукой по плохо затянутой шнуровке своего нижнего холщового платья- рубахи. – Но еще не было случая, чтобы господин остался недоволен тобой!

Самодовольная гордость мастера мелькнула во взгляде Муасси.

– Кариссима миа, знаю! Знаю! И все же времени нет! Ну что мне, несчастному, делать? – он в отчаянье тряс черными как смоль курчавыми волосами.

Кухарки, расправляя смятые фартуки и закатывая рукава одинаковых платьев сочно-бурого цвета, молча ожидали, когда же Муасси наконец скажет, чем им заниматься.

Маленький поваренок с хитрющими глазенками и вздернутым носом, поднятый ни свет, ни заря, переминался с ноги на ногу. От нечего делать он жевал кончик собственного колпака и шарил глазами по полкам с корзинами.

Муасси вздыхал и сокрушался. Воспользовавшись ситуацией, поваренок потихоньку боком приблизился к полке с припасами и, быстро засунув ловкую руку под тряпицу, прикрывающую корзинку, стащил печенье.

Гийом с невозмутимым спокойствием относился к стенаниям Муасси, будто сам был сеньором. Испокон веков служивший графу и в прошлом сопровождавший его во всех военных кампаниях, седовласый и постаревший, не утративший, однако, выправки и дисциплинированности, Гийом значился у графа на особом счету. Он отличался спокойным и рассудительным нравом. Стратег и умелый распорядитель, он поддерживал в замке порядок, как в боевом лагере, где вольности, неряшливость и безделье неуместны. И слуги, и воины – все подчинялись ему, как самому господину.

Наконец Луиза решилась и заглянула на кухню. Слава всем святым! Гийом стоял к ней спиной. Спешно проскользнув мимо, она как тень понеслась дальше.

Муасси набрал было в легкие побольше воздуха для очередной партии стенаний, но встретился с Гийомом взглядом и понял, что представление пора заканчивать. Удрученно вздохнув, он напустил на себя строгий вид. И вскоре работа закипела вместе с бульонами и соусами.

А возле графских конюшен, сломя голову и путаясь под ногами у конюхов по разбросанной соломе, носились куры, присоединяясь к всеобщему движению, охватившему старый замок. За курами с растрепанными волосами, выбившимися из-под чепца, гонялась кухарка, рассылая страшные проклятья в адрес всех кур вместе и каждой из них в отдельности. Конюхи, задавая корму коням, наблюдали эту сцену и зубоскалили, щетиня бороды.

Луиза, запыхавшись, влетела внутрь. Выдраенная не хуже господских покоев, большая и просторная, конюшня пахла свежим сеном и лошадьми.

– Оседлай мне Ральфа, – приказала Луиза первому попавшемуся конюху. – Живо!

Тот побежал за седлом и уздечкой, а Луиза помчалась к стойлу Ральфа.

Гордость Арманьяков – изящные иноходцы, северные тяжеловесы и даже арабские скакуны, окунув морды в кормушки, сосредоточенно хрустели овсом. Завидев молодую хозяйку, они отрывались от кормежки, пытаясь дотянуться и ухватить ее за рукав своими мягкими, словно бархатными губами. Луиза поглаживала шелковистые блестящие гривы и нежно разговаривала с лошадьми. Они поводили ушами, принюхивались, изгибая ноздри, ржали и глядели на нее влажными большими глазами.

На ее голос из одного стойла вышел младший брат Луизы Жан. Он седлал молодого жеребца.

– Ты уже не спишь? – удивилась Луиза, пробегая мимо брата и на ходу чмокая его в щеку. – На тебя не похоже!

Жан потер глаза и вывел жеребца из стойла. Было видно, что он не выспался, а он любил поспать.

– Да разве можно уснуть, когда Гийом так громогласно отдает свои приказы, а слуги носятся, подобно греческому огню, сбивая и роняя все на пути, – пожаловался Жан, тряхнув каштановыми кудрями. – А ты что это – убегаешь от гостей?

– Как догадался? – сверкнула глазами Луиза, усмехаясь и помогая конюху быстрее оседлать Ральфа.