В центре комнаты возвышался колченогий стол с натюрмортом Персика – «Срач»: пустые бутылки, объедки, хабарики, громоздящиеся друг на друге наподобие руин Вавилонской башни. А вокруг стола собрались приятели Пятака, точнее, те отморозки, с которыми ему выпало жить в одном кубале. Монах – самый старший из них. Ему уже стукнуло двадцать пять, а может, и больше. Он всегда был предводителем, длинный – всего на полкастрюли ниже Пятака, – тощий, как скелет, с черными длиннющими волосами – не волосы, а склеившиеся патлы, которые, судя по всему, он никогда не мыл. Шкипер – маленький коренастый крепыш, грудь колесом – мерзкая квадратная морда, обрамленная шкиперской бородкой. Задиристый гад, его послушать, так он всегда прав, хоть утверждать будет, что дважды два – пять. Персик – с комок рыжих волос, снежный человек этого дурдома. У него борода от самых глаз растет и лоб в палец шириной, а все остальное – рыжая шевелюра. И, конечно, Сково – полностью Сковорода – с лицом круглым, плоским, хоть блины пеки, и головой без единой волосинки. Во всем черном, с кучей пирсинга на лице, она больше всего напоминала ньюгота, но это было лишь первое, ошибочное впечатление. Ну а кроме всех этих колоритных персонажей Пингвинута – маленькая круглая, ходит вразвалку, как Пингвин. Вот и вся компания.
– Ну и чего звали? – недовольно буркнул Пятак, глядя на друзей-приятелей. Не любил он, когда его дергали, а тем более заставляли куда-то идти, хотя с судьбой не поспоришь. Можно, конечно, всю жизнь дома просидеть, жуя гамбургеры с картошкой фри и лазая по Сети, только эту картошку с гамбургерами на что-то покупать надо, да и за электричество платить, в общем, и так далее…
Пятак свой вопрос повторил, только никто ему отвечать не спешил. Монах пиво потягивал из банки, Персик со Шкипером о чем-то шептались, склонившись над какой-то бумагой. Сковорода курила в дальнем углу, и, судя по запаху в комнате, совсем не табак, а Пингвинута, как обычно, спала в потертом кресле.
Наконец поняв, что с паузой он перегнул, Монах сплюнул на пол и еще раз хлебнул из банки.
– Дело есть.
– Оно понятно, иначе бы и не звали.
– Ты не остри, Пятак, не остри, а то на сало нарежем, – усмехнулся Монах, морда его скривилась, что красоты ему вовсе не добавляло. Ну а в желтом свете одинокой лампочки, свисающей с потолка на голом проводе, Монах напоминал одного из героев третьесортного ужастика, этакий злой гений, планирующий как минимум покорение планеты, а то и всей вселенной.
– Это еще кто кого нарежет, – усмехнулся в ответ Пятак, похлопав себя по пузу. По сравнению с Монахом он был настоящим гигантом. Один кулак размером с голову предводителя. Чем-чем, а вот силушкой Пятака природа не обделила.
– Ладно, жиртрест, сегодня ты нам и в самом деле нужен.
– А что, неужто в лесу кто-то сдох?
И они застыли, уставившись друг на друга, словно два пса, готовых в любой момент вцепиться один другому в глотку.
– Хватит вам, придурки! – фыркнул Шкипер, оторвавшись от бумаги. – Тут и в самом деле что-то важное, не обычный гоп-стоп, да и времени в обрез.
– Так и не шуткуйте! – фыркнул Пятак, постаравшись скорчить злобную мину. Он считал, что, как приятели относились к нему, так и он к ним. Хотя, если честно, некоторым из них Пятак завидовал. Тому же Монаху, к примеру, поскольку, если бы Монах чуть имидж сменил, подстригся бы да набрал килограммов десять, то мог бы сойти за полноценного норма. Куда Пятаку до него со своими объемами и прыщавым лицом, больше напоминающим поросячью морду.
– В общем, так. Видел я сегодня утром Черныша, – продолжал Монах, опустив голову и упершись взглядом в стол, – дал он мне наводку. Сегодня через наш кубал проедет машинка с забавным грузом. Везет она и бабло, и всякую всячину. Машинка одной из группировок, так что можно смело брать.
– И сколько там бабла? – с усмешкой поинтересовался Пятак, потому как предложение это ему сразу не понравилось. Одно дело бомбить каких-нибудь частников. Те порыпаются, в полицию сунутся, получат от ворот поворот и примирятся с потерей, и совсем другое – связываться с какой-нибудь из группировок. Тут влететь можно по-крупному и фразами типа «Извини, дядя», не отделаешься. – За какую сумму, ты решил жопу подставить.
– Там будет три миллиона.
Три миллиона. Пятак внимательно посмотрел на Монаха.
– Гонит твой Черныш. Или конвой таким будет, что не подступиться.
Монах снова уставился в стол, словно боялся поднять взгляд.
– В том-то и дело, что груз паленый, и они его тайком тянут, поэтому, если мы его возьмем, то никакого шу*censored*а не случится… А так… Не хочешь, не ходи.