Он отошел в сторону метров на десять, чтобы Гази его не видел, позвонил Марку:
– Уходим на бетонку перед Отрадным, сразу за строительным супермаркетом.
– Перед Отрадным? Нам до тебя еще километров двадцать.
– Двадцать?
– Ну, или около того.
– Понял. Вы уж давайте, – сказал Жека и пошел к «приусу».
Гази был готов. Отложил четки, кинул на заднее сиденье катушку прозрачного скотча.
Кавказец, почему-то показавшийся Жеке похожим на печального с неожиданного похмелья ангела, посмотрел на него и задал вопрос, от которого его вновь обдало морозом вдоль позвоночника:
– Ты помолился?
Жека не помнил, приходилось ли ему серьезно задумываться об этом раньше – верит ли он в Бога или нет? Скорее, нет. Не его это тема, всегда других забот хватает. И, не смотря на чудовищную усталость (чего только не произошло в этот длинный–предлинный день), ему сейчас стало страшно. Как-то это не укладывалось в голове – вот он сидит в машине, жив–здоров, а через пять минут или через час от него может остаться только неподвижная оболочка, кусок мяса, а сам он исчезнет со всеми своими эмоциями и воспоминаниями. Куда? И что, насовсем? Без надежды вернуться и потрещать со старыми знакомыми хотя бы пять минут? И как же Настя?
Что бы он сделал, если был бы уверен, что Марк не успеет на помощь?
А успеет ли?
Давай же, включи голову…
Они съехали налево, в сторону широко разливающейся здесь Невы и двинулись по дороге из покрытых выбоинами бетонных плит. Кое-где из них как кости из полуобглоданной рыбы торчала проволока арматуры. На стыках между плитами «тойота» вздрагивала, и вонь от плещущегося бензина становилась гуще. У Жеки стыла кровь в жилах. Если машина загорится, выскочить они с Гази не успеют. Кого там сжигали после смерти? Викингов?
Викингам тут, кстати, наверняка бы понравилось.
Гази и Жека ехали мимо заброшенных мест, мрачных и жутких. Именно такие Жека и представлял себе, когда иногда, под настроение, слушал у Горца дарк-эмбиент и ритмик-нойз с американского лейбла «Tympanik Audio», ярым поклонником которого тот был. Заросли кустарника и сухого бурьяна, невысокие строения из кирпича. Большинство – с заколоченными или, наоборот, с вынесенными, выломанными и выбитыми окнами и дверьми. Попалось только одно неразграбленное. Закрытое, с целыми стеклами, толстым слоем покрытыми пылью, и с выгоревшей вывеской «Кафе», но чувствовалось, что этот мнимый порядок ненадолго. Потом Жека увидел загнанную в тупик и в нем же испустившую дух электричку – наполовину сгоревшую, наполовину порезанную на металл. Он вспомнил, как однажды на даче в Солнечном на их участок заползла змея, и дед Стас убил ее, разрубив пополам ударом лопаты. Когда змея затихла, дед унес ее и выбросил за участком. Изувеченная, с разбитыми стеклами в кабине машиниста, со следами пожара в предпоследнем вагоне, электричка была похожа на ту змею.
В какой-то момент Гази крутанул руль, сворачивая с бетонки. «Приус» сильно тряхнуло в яме, он натужно взревел мотором, выкарабкиваясь из нее. Потом осторожно перебрался через ржавые рельсы.
Впереди расстилался невеселый даже в этот солнечный вечер постиндустриальный пейзаж словно из какого-нибудь «Коянискацци». Заводские корпуса вдалеке – слепые окна и плоские крыши, заросшие молодыми деревцами. Над одной из крыш вился плотный багрово-серый химический дым. Между цехами – заброшенные линии узкоколейки с останками рыжих как муравьи маневровых тепловозов и покореженными, по виду – давно неживыми, козловыми кранами. Краны были похожи на марсианские треножники. Правее, у полуразрушенного забора – груды черных деревянных шпал. Ближние к забору были сложены штабелями, остальные – свалены насыпом. Нагревшиеся за день на солнце, они даже на таком расстоянии пахли креозотом. Землю и выжженную за лето траву вокруг покрывала красно-черная, уже подсохшая после вчерашнего дождя пыль, столбом поднимающаяся к все больше и больше розовеющему небу за машиной, медленно ехавшей по почти незаметной дороге с неожиданными артефактами в виде кусков асфальта. Там–сям сверкали лужи и наполненные темной стоялой водой рытвины.
Воняя бензином, «тойота» приближалась к разоренным промышленным корпусам.
– Что это за место? – спросил Жека.
Гази покачал головой и молча вел «приус» дальше. Жека уже не думал, что он ответит, но чеченец вдруг произнес:
– Тут при Союзе был мачтопропиточный завод.
– Мачтопропиточный? – удивившись, переспросил Жека.
Как будто бы в бензиново-креозотном воздухе пахнуло морской романтикой. Или это был бриз с Невы?
– Да, пропитывали антисептиками шпалы и мачты-столбы для линий электропередач. Чтобы не гнили, – сказал Гази и перехватил взгляд Жеки. – Я когда услышал, тоже первым делом подумал про парусники… «Пятнадцатилетний капитан» – любимая книжка в школе была, читал раз сто. Родители говорят – читай, что учительница задала, хватит уже Жюль Верна читать. А задали там «Евгения Онегина» какого-нибудь, и чего? «Куда, куда вы удалились моей весны златые дни?»… А там Негоро топор под компас «Пилигрима» подсунул, помнишь?