Кровь и почва русской истории

Архетип государственности включает как позитивный полюс – служение государству и его сакрализацию, так и негативный – массовый анархизм. Для описания логики русской истории очень подходит метафора маятника между двумя этими крайними точками. Но даже экстремальное выражение антигосударственных настроений - «бессмысленный и беспощадный» (на самом деле очень осмысленный, а потому беспощадный) русский бунт - питалось имплицитным нормативистским образом чаемого «царства любви и истины», противопоставленного отрицавшемуся актуальному государству.

На всем протяжении отечественной истории русский народ и российское государство находились в симбиотических отношениях. Государство питалось русской силой и беспощадно эксплуатировало ее: русские низы не имели никаких этнических преференций и несли основное государственное тягло. В то же время русские нуждались в государстве как гаранте независимости и стабильности, организаторе общенациональных усилий. Однако сила его давления на русский народ, тяжесть эксплуатации увеличивалась по мере успеха имперского (социалистического) строительства, роста внешнеполитического влияния и военной мощи страны, уменьшения доли русских в численности ее населения. Все это провоцировало недовольство, превращая русских из главной опоры империи в угрозу ее стабильности. Успехи, оплачивавшиеся русским потом и кровью, подрывали силу русского народа и тем самым подтачивали мощь империи.

Сочетание сотрудничества и взаимозависимости русского народа и имперского государства с капитальным конфликтом между ними составили стержень русской истории, ее главное диалектическое противоречие.

Глубинная психологическая потребность русских в государстве как фундаментальном условии существования находилась в конфликте с актуальным государством. Вследствие и после петровских преобразований, радикально изменивших социокультурный и этнический облик отечественной элиты, этот конфликт резко обострился. Нобилитет и образованные слои стали восприниматься не только как социально, но, главное, культурно и даже этнически чуждые простому народу. Попытки преодолеть ширившийся драматический разрыв посредством формирования имперской идентичности оказались малоудачными. Государственная политика формирования идентичности была относительно успешной в элитах и образованных слоях и, в общем, провалилась в толще русского народа, явно и имплицитно противопоставлявшего конструировавшейся имперской идентичности влиятельный русский этнический миф.

Русский плебс и имперская элита, образованные слои оказались двумя разными народами не только в метафорическом, но во многих отношениях и в прямом смысле. Этническое и культурное отчуждение проецировались в социополитическую сферу, придавая социальным конфликтам и политическим размежеваниям драматизм и неразрешимый в рамках имперской политии характер. В своей глубинной основе революционная динамика начала XX в. была национально-освободительной борьбой русского народа – такой вывод следует из новой парадигмы в понимании отечественной истории. 

Его не отменяет даже то обстоятельство, что революционную динамику возглавили и пожали ее плоды большевики - внешне наименее русская партия из всех общенациональных политических партий России. Эта политическая сила оказалась наиболее русской в своем доминантном идеологическом призыве, политических и социальных практиках. Большевикам удалось оседлать качели русской истории: культивируя на стадии прихода к власти анархические настроения масс (напомню, составляющие один из полюсов русского этнического архетипа), в фазисе удержания и упрочения власти они обратились к не менее мощному государственническому началу русского народа. 

В виде новой трагедии, а не фарса история повторилась на исходе XX в. На этот раз глубинным основанием конфликта русского народа и коммунистического государства послужило не социокультурное и этническое отчуждение (в ходе советской модернизации была обеспечена гомогенность отечественного общества), а драматическое ослабление русской витальной силы. Русские больше не могли держать на своих плечах державную ношу, политика коммунистической власти, носившая антирусский характер (сначала – открыто, затем – завуалированно) бесповоротно подорвала русскую мощь. Освобождение от такого государства интуитивно ощущалось русскими единственной возможностью национального спасения. Характерно, что их исход с национальной периферии начался еще за двадцать лет до формального роспуска Советского Союза. Слом многовекового колонизационного тренда русской истории, возвращение русских в Россию означали, что имперская страница нашей истории закрывается. Спасти положение дел не могла даже коммунистическая стратегия формирования новых идентичностей – политической (советской) и территориальной (союзной). Хотя она была не в пример успешнее аналогичной стратегии имперской России, но точно так же не смогла сохранить страну.