Войсковая колонна уже пролязгала мимо нас и мы снова залезли в аэросани ее догонять.
Унтер-офицер штурмовиков вошел в кабинет, аккуратно закрыв за собой резную дверь, снял пояс с кинжалом и повесил себе его на шею. Встал на одно колено и, склонив голову, повинным голосом произнес.
— Нет мне прощения, вождь. Я случайно убил твою женщину. Вручаю свою жизнь в твои руки.
Я отвлекся от бумаг, поднял на него глаза.
— Веди меня к ней, — не поверил я ему.
Илгэ лежала на большом обеденном столе вся перебинтованная поверх платья. Она была еще в сознании и стонала от боли.
Фельдшер кивнул мне и отошел к окну, пропуская меня к ней.
Я обошел так и не убранный труп гвардейского кирасира, валявшегося на проходе в луже крови, и торопливо схватил руку женщины в свои ладони.
Красивое ее лицо исказила гримаса, и она сказала деревянным голосом.
— Ой, как больно, милый… Знал бы ты, как это больно… Я знала… Я знала что все так кончится… Но я ни о чем не жалею, мой герой… Ты все же пришел меня спасти, — попробовала она улыбнуться. — Молчи. Не трать драгоценного времени. В моей комнате на третьем этаже малахитовая шкатулка на комоде… ты теперь опекун моего сына. Вырасти его достойным человеком, не Тортфортом… Но пусть он носит эту фамилию.
Последнюю фразу Илгэ произнесла несколько злорадно.
— Обещаю, — твердо сказал я.
— Молчи, — приказала баронесса расслабленным тембром. — В винном подвале третья от двери слева бочка. Она двойная. В отделении у стены найдешь архив тайного общества, в которое входил мой муж. Теперь все… Прощай, мой герой. Я любила тебя… С первого взгляда в санитарном поезде…
Женщина закрыла глаза. Выдохнула со стоном. Потом резко вовсю ширь распахнула ресницы, явив мне блестящие черные глаза, и сказала твердым голосом с резкой злобой.
— Убей моего мужа. Отомсти за меня.
Тело баронессы резко дернулось, из угла красиво очерченных губ потекла тонкая струйка ярко алой крови и глаза ее — прекрасные черные глаза, «очи черные, очи жгучие» — остекленели, слегка прикрывшись пушистыми ресницами, и как бы покрылись легкой дымкой.
Фельдшер подошел неслышно, приложил ладонь к ее шее и тихо сказал, закрывая ей глаза своими грубыми пальцами с коротко обрезанными широкими ногтями.
— Отпустите ее руку, командир, а то она так и закостенеет. Отошла уже… Теперь она на пути ушедших богов.
— Как это случилось? — спросил я унтера, с трудом заставив себя отцепиться от ее теплой еще ладони.
Унтер так и стоял у двери с ремнем на шее.
— Мы этаж чистили… — ответил он, — эту дверь открыли, а этот, — пнул он сапогом труп кирасира, — за револьвер схватился и ну палить в нас… Ну, как положено по инструкции я и кинул гранату. Ну и… женщину мы в дверь не видели.
— Не вижу я твоей вины, — торопливо сказал я ему, а то он снова начнет себя душить своим же ремнем. — Уберите отсюда это стерво, — кивнул я на труп кирасира. — И оставьте меня тут одного ненадолго.
Да пошло оно все верхним концом вниз. Войны, тайные общества, империи, дворцовые интриги… Я горевать буду.
Взяли мы этот замок Ройн просто на шарап. Даже бронетехника оказалась лишней. Достаточно было нашим передовым драгунам помахать перед носом кирасирского портупей-юнкера — старшего караульного в воротах, пакетом, опечатанным пятью печатями столичной контрразведки и властным голосом приказать позвать «главного». А там и ворота отчего-то вдруг оказались в наших руках, как и прибежавший разбираться с гостями «главный». Кирасиры отчего-то моментом оказались без оружия и связанные складированы в караулке штабелем.
Дальше все пошло как на полигоне. Четко. Слаженно. И практически без потерь.
Мне просто не повезло, что баронессу допрашивал борзой такой баннерет. Ну и четкая инструкция по зачисткам зданий и сооружений. Сам ее такую писал, чтобы в рядах штурмовиков было меньше потерь.
Замок Ройн в плане был почти правильный пятиугольник. Каждое прясло стены длиной примерно семьдесят метров и в высоту восемь. Стены монументальные. На углах толстые круглые башни. Даже проездная башня располагалась в одном из углов крепости, но была двойной. Снаружи стен никаких призамковых поселений. Внутри квадратный донжон с площадкой на крыше и голубятней, три жилых двухэтажных корпуса с маленькими окошечками, образующих внутренний дворик и различные службы — конюшня, сеновал, кладовые, пекарня, каретный сарай… эти во внешнем дворе вдоль стен. Все строения капитальные из дикого камня под позеленевшей медной кровлей. Лишь крыши башен и крытая галерея по стенам из дерева.
Все решал первый бросок и порыв, иначе забаррикадировавшихся в таких капитальных домах мятежников будет практически не выкурить даже с артиллерией.
На наше счастье нас тут не ждали и службу войск, как то из устава следует, не несли. Да и сопротивления практически не оказали. Кокарда рецких штурмовиков производила просто магическое впечатление, вводя противника в ступор.
Женщин тут содержали хоть и в тюремном режиме, но относительно комфортабельном. Многим даже служанок оставили.