Кровь и почва

За мной в холл проскочил фельдфебель рецких штурмовиков и встал в сторонке, ожидая указаний.

Каменные плиты холла за прошедшие со дня строительства времена в некоторых местах существенно поистерлись.

– Тут ковры лежали, господин командор, но я посоветовал хозяйке их убрать, а то ведь угваздаем их сапогами-то.

– Это правильно, – одобрил я. – Мы же не оккупанты какие, а освободители. Хозяевам особняка просто создаем временные неудобства лишь на то время, пока не кончатся в городе беспорядки. Не более.

Налево от холла находилась большая комната, парадная, наверное, предназначенная для приемов, потому как богато была обставлена резными диванами по периметру, с шелковыми обоями и картинами на стенах. С большой позолоченной люстрой с подвесками из розового рецкого хрусталя. А середина вся пустая. Паркет наборный. Красивый. Ничего, потом отциклюют заново. Не обеднеют.

Направо две смежные комнаты такой же площади. Малая гостиная и кабинет.

В малой гостиной, наверное, была курилка для гостей и место для игры в карты. Иначе зачем там целых четыре ломберных стола?

В кабинете на роскошном резном столе, сработанном по моде позапрошлого царствования – с глубокими прорезанными финтифлюшками, около лазуритового с золотом письменного прибора стоял палисандровый деревянный ящик телефона. Полированный. Старая модель с двумя раздельными трубками – рожками. Посмотрел – действительно из рогов сделано, позолоченной медью оправленных. Ладно, думаю, хоть такой аппарат есть, и то за первый сорт. Гвардейские инженеры сюда еще воздушку[6] протянут от кордегардии Охотничьего дворца. Совсем будет хорошо.

Связь с высшим начальством, от которого можно получать четкие инструкции, в моем положении благо. Как-то не климатит меня брать на себя ответственность за разрушения в городе, особенно после окрика Бисера насчет столичного императорского дворца.

Окна на первом этаже, если смотреть со двора, выше человеческого роста начинаются, а в самих комнатах – от пояса где-то, вытянутые под самый потолок. А потолок тут дай боже – метра четыре в высоту. В кабинете окон два на одной стене и одно на другой. Светло. На полу лежит красивый ковер мидетерранской работы. Дорогой ковер, я уже слегка начал в них разбираться. В дальнем от окон углу два кожаных дивана углом и курительный столик с положенными причиндалами в самом углу. Дорогие цацки. Золото. Серебро. Полудрагоценные камни типа яшмы и малахита, еще нефрит опознал… Шкатулки драгоценных пород дерева. Новенькая причудливая горка для самогарных спичек. На стенах ковры с многочисленным старинным, богато украшенным холодным оружием. Музей просто.

Три удобных кресла у письменного стола со слегка уже потертой обивкой из дорогой гобеленовой ткани. Да-а, тлен подобрался незаметно в этот когда-то очень богатый дом. И ведь что удивительно: скатывание в бедность, на которую не обращаешь никакого внимания в крестьянском доме, здесь, в аристократическом дворце, лезет в глаза и раздражает.

Фельдфебель постучал в дверь и, получив разрешение войти, нагнал полдюжины слуг, притащивших из «приемной» все четыре ломберных стола. Составили их в один длинный Т-образно к письменному столу и накрыли темно-вишневым сукном. Поклонились мне и вышли, походя вынеся в приемную кресла. Взамен принесли стулья от ломберных столов. Кабинет принял несколько привычный канцелярский вид.

Сел за стол, глядя, как ротный штрафников набивает себе папиросу из хозяйского набора, попросил:

– Извините меня, граф, но я не курю и терпеть не могу табачного дыма. При мне даже Молас не курит, – добавил я для солидности.

Граф смутился.

– Простите, дорогой барон, я этого не знал. Выйду покурить на крыльцо. Разрешите отлучиться?

– Идите. Не смею вас задерживать, граф, – и взялся за трубку телефона, когда остался в помещении один.

Как же это неудобно двумя рожками оперировать-то… Покрутил ручку, дождался соединения с телефонной станцией.

– Центральная, – ответил мне приятный женский голос.

Кто-то давно, еще в Будвице, мне насплетничал, что в телефонистки специально отбирают крокодилок с приятными голосами. Все равно их клиент не видит. А управляющим и техникам меньше соблазна на рабочем месте в ночные смены отвлекаться от дела.

– Барышня, соедините меня с номером К-108, – попросил я, сверившись со шпаргалкой.

– Соединяю.

Трубку подняли практически сразу.

– На проводе, – ответил мне молодой мужской голос.

– Это я, Ко́ба, – проговорил я в рожок, держа второй у уха. – Я беспокоюсь за тетю Мо́лю. Тут у нас такое творится, такое творится… До самой внутренней стены на проспекте от Ловчей улицы. Тетя Моля обещала нас сегодня посетить с визитом. Старая баронесса сидит вся на нервах, беспокоится, как бы с ней чего не случилось.

– Тетя Моля еще вчера выехала за город, в имение. Так что, дядя Коба, не переживайте и успокойте баронессу, тетушка в безопасности. А так сейчас весь город сидит по домам и носа на улицу не высовывает. Я уже целый час в окно не наблюдаю: никаких прохожих.

– Даже слугу в лавку не пошлете? – «удивился» я голосом.