— Да вы что, Дмитрий Федорович! Шутите, что ли? Или вы в первый раз приехали на работу за границу? Это же посол! Он здесь — старший начальник и может каждого из нас запросто откомандировать на родину.
— Тогда передайте ему, что я еще не оклемался после долгого перелета из Москвы.
Сбитый с толку Манохин, не говоря ни слова, поспешил ретироваться из комнаты, в которой поселился новый военный атташе.
После этого случая рассказанного Манохиным послу, Ледовский ни разу не принял Полякова и не пожелал даже знакомиться с ним. Подобного рода бестактные истории с новым атташе периодически всплывали и в резидентуре и в посольстве, потом они обрастали разными сплетнями о том, что Поляков ведет себя независимо и высокомерно потому, что у него в Москве есть «лохматая рука» и тому подобное. Ему в самом деле было по душе занимаемое им в Рангуне высокое положение военного атташе с различными персональными привилегиями и правом распоряжаться финансовыми средствами. Он считал себя большим начальником, подконтрольным только разведцентру в Москве, а Москва чрезвычайно далека от Рангуна, поэтому что хочу, то и ворочу. Как хозяин положения, он не допускал теперь и мысли о возможном провале своего сотрудничества с американцами вдали от России.
Вместо того чтобы проводить политику родного государства в чужой стране, способствовать установлению добрых отношений с Бирмой и при этом решать основную свою задачу — вести разведывательную деятельность против главного противника — США, он, наоборот, обрадовался, что ему облегчили работу против своей страны. Единственным сдерживающим фактором в этой работе оставался страх перед коллегами из резидентуры КГБ, работавшими под прикрытием посольства СССР в Бирме.
Несколько дней Поляков знакомился со столицей Бирмы и ее окрестностями, подбирал подходящие места для встреч с будущими американскими операторами из ЦРУ. Изучив материалы личных и рабочих дел агентов, переданных ему на связь бывшим резидентом, он, пользуясь высоким положением, сплавил их своим подчиненным. Избавившись от них, Поляков задался целью вербовать только «друзей» — американцев. А поскольку они еще не вышли на него и не взяли на контакт, он работал в офисе только до обеда. После этого его было уже не поймать: то он на официальных приемах, то на встречах с кем-то из полезных для служебной деятельности людей в международном яхт-клубе «Рангун сэйлинг клаб», размещавшемся на живописном берегу большого озера Инья-Лейк. Потом стал все чаще выезжать на охоту в предгорья Ракхайнского хребта и рыбачить на реке Иравади.
Первые месяцы заграничной сибаритской жизни укрепили осевшее в его сознании чувство исключительности. Злоупотребляя служебным положением, он начал позволять себе под предлогом оперативной необходимости совершать поездки и в соседнее государство Таиланд на охоту и рыбалку. Там же посещал лучшие бары и рестораны Бангкока. Вот уж право, пустили козла в огород.
При всем при том следует заметить, что Поляков действовал с присущей разведчику профессиональной осторожностью. Если же кто-то из подчиненных офицеров начинал роптать, что его трудно застать на месте, чтобы доложить какой-то срочный документ для отправки в Центр, то тому могло и не поздоровиться. Военный атташе-резидент обладал властолюбивым деспотическим характером. Он был человеком, для которого не существовало ничего святого, были только его желания и потребности. И никаких угрызений совести он не испытывал, когда затребовал у Центра замены ни в чем неповинных, но ему неугодных офицеров — помощника военного атташе Василия Андреевича Федорова и сотрудника резидентуры Анатолия Петровича Сухачева [41].
В соответствии с ранее полученной от американцев установкой Поляков не предпринимал самостоятельных шагов для восстановления связи с ними. Лишь через два месяца на одном из рождественских приемов в Рангуне, где присутствовали военные атташе всех посольств, аккредитованных в Бирме, к нему подошел военно-воздушный атташе США полковник Фред Хоупт. В процессе беседы американец, как бы вскользь, обмолвился о том, что скоро в Рангун прибудет новый человек, с которым хотел бы познакомить советского коллегу в своей резиденции, и в этот момент он вытащил из кармана спичечный коробок с рекламой какого-то американского отеля. Подавая ее Полякову, Хоупт сказал:
— Я знаю, что ты, Дмитрий, собираешь коробки различных отелей. Так вот я нашел у себя вот эту и дарю ее тебе.
Поляков несколько опешил, не зная, что сказать в ответ, поскольку такой вариант продолжения беседы не оговаривался в инструкции ЦРУ. Мысленно прикинул: а не мог ли он когда-либо и где-нибудь в разговоре со своими операторами из ФБР Джоном Мори и Дэвидом Мэнли упомянуть о коллекционировании спичечных коробков с рекламой отелей? Оказалось, что было такое. Мгновенно проанализировав сложившуюся ситуацию, он сообразил, что в подаренной коробке, наверно, есть что-то секретное, что предназначено для него.