Крот в аквариуме

Морщась, словно от внутренней мучительной боли, Поляков молчал.

— Мне вот до сих пор непонятно, — продолжал Сенькин, — почему два года назад, когда мы вместе были у генерала О'Нейли, вы задержались в офисе почти на три минуты? Вы же, наверно, понимали, что там были два сотрудника ФБР и они могли вам устроить такую провокацию, после которой вы никогда бы не смогли отмыться.

Вконец сбитый с толку Поляков сильно покраснел, зловеще улыбнулся краешком губ и грубо процедил:

— Хам ты, Толя, и плебей! Я догадываюсь, что ты вот тоже подозреваешь меня. А зря! Грех будет на тебе за это! — И он посмотрел на Сенькина злобным взглядом.

Тут уже не выдержал и Сенькин.

— Да все мы были для тебя плебеи. И, как ты любил нас называть в Нью-Йорке, все мы — коновалы, — перешел он на «ты». — Как бы то ни было, Дмитрий Федорович, но я считаю, что ты тоже повинен в провалах наших людей в Америке.

Столь откровенное обвинение словно обухом по голове ударило Полякова, он сразу стал ниже ростом, внезапное оцепенение настолько охватило его, что слова застряли комом в горле. Преодолев спазм, он все же раздраженным голосом процедил:

— Значит, ты все-таки причисляешь меня к числу виноватых в провалах нелегалов? Никогда бы не подумал, что ты опасный человек.

По его тону Сенькин понял, что тот обозлен на него до предела, и, чтобы как-то смягчить неприятный разговор, спокойно проговорил:

— Не надо меня опасаться, Дмитрий Федорович. Это еще не тот день, а тот день, как подсказывает моя интуиция, придет потом. Уж он-то наверняка все расставит на свои места. Вот его ты и бойся!

— Да пошел ты куда подальше! — вспылил Поляков, покрываясь холодным потом. — Я за Родину кровь проливал, а ты вздумал подозревать меня чуть ли не в предательстве. Да какое ты имеешь право на это?! Ты просто наглый шантажист! Наслушался каких-то нелепых слухов и давай покрывать меня сверху донизу своими подозрениями. Вот зачем ты ссылаешься на свою мутную интуицию? Было бы лучше, если бы ты молчал со своими глупыми предсказаниями о каком-то опасном дне. Да и вообще, кто ты такой!

— Ну чего ты кипятишься, Дмитрий Федорович? — спокойно ответил Анатолий Борисович, стараясь говорить как можно мягче. — То, о чем я говорил сейчас, это всего лишь мое предположение, и нечего тут нервничать. А то, что провалы в США произошли и по твоей вине, я пока не утверждаю, а допускаю. И это, извини, мое личное мнение.

Поляков, вконец сбитый с толку, пролепетал:

— Ну вот опять ты за свое!

И тут Сенькин проявил образцовый профессионализм разведчика:

— Не надо, Дмитрий Федорович, изображать, будто ты не понимаешь, о чем я говорил. — И, махнув рукой, добавил: — Ладно, пусть остается все это на твоей совести.

Поляков растерянно приумолк, потом, скривив едкую улыбку, произнес:

— Все, что ты наговорил мне сейчас, это все мелочи.

— А вот с этим я с тобой не согласен. И надеюсь, ты понимаешь почему?

— Нет, не понимаю! Так ответь мне: почему?

— Да потому что в разведывательном деле не бывает мелочей! И ты это прекрасно знаешь сам. А кто из нас был сегодня прав, покажет время.

Поляков нервно потер кулаком левый глаз, пытаясь унять внезапно возникший тик, и безрадостно, словно сдаваясь, повторил последнюю фразу Сенькина:

— Да, время покажет, кто из нас был прав.

После этого они с молчаливым укором поглядели друг на друга и, не подавая руки друг другу, расстались — каждый со своими тягостными мыслями.

* * *

Неприятный разговор с бывшим своим начальником долго не выходил из головы полковника Сенькина. Необъяснимое и тревожное чувство все время сдерживало его написать рапорт на имя руководства ГРУ. Не имея прямых доказательств возможного предательства Полякова, он опасался стать неугодным для начальства человеком и — самое страшное — получить прозвище «кляузник». К тому же ему тогда приснился сон, в котором Поляков предупреждал хриплым голосом: «Ты можешь плохо кончить, если полезешь не в свое дело. Кирпич на голову человека никогда случайно не падает. Подумай об этом как следует…» Этот хриплый голос, вторгаясь в сознание, преследовал Сенькина несколько дней. В конце концов терпение у него лопнуло, и, чтобы снять головную боль, он записался на прием к начальнику управления кадров генерал-лейтенанту Изотову. Тот встретил его недружелюбно, словно знал, зачем он пришел. Как только Сенькин сел на стул, генерал, не тратя времени на вступление и другие церемонии, спросил:

— Что у вас, полковник Сенькин? Докладывайте. И, пожалуйста, в пределах пяти-семи минут. Потом я должен ехать в Генштаб.

— Хорошо, товарищ генерал, я буду краток. У меня возникло предположение, что известный вам полковник Поляков был в Нью-Йорке на пути к предательству…

— Не порите чушь, Анатолий Борисович! — резко оборвал его генерал, с трудом сдерживая раздражение. — Откуда у вас такая злая подозрительность? И полное недоверие к нему? Вы что… засекли несанкционированные контакты Полякова с ФБР?.. Или вы тайком следили в Нью-Йорке за ним и его связями?

Сенькин стушевался, опустил глаза и спокойно ответил: