Крошка Цахес Бабель

При такой постановке дела легко заглянуть в будущее. Лет этак через пятьдесят с большим гаком, духовный потомок Фимы Жиганца вдруг, как укушенный гэцем, начнет пердеть в муку и поднимать пыль: караул, одесситы, эти воровские бени крики, нас в миллионный раз обокрали. И в качестве доказательства предъявит старинный, давным-давно снятый с производства, но лишь благодаря провидению сохранившийся лазерный диск начала века, с песней в свое время весьма известного российского барда Вадима Котельникова «Вы хочете услышать за любовь?», насыщенной такими типично русскими выражениями, как «кинул брови обе две на лоб», «ловите лучше слов моих ушами», «дышите носом», «вам зубы жмут», «два придурка в три ряда», «с ума мозгами сдвинуть может», «мадам сижу», «работать на горшок», «за двери выкинув сомненья», «одели в тот же миг глаза на морду». И кто ж ему не поверит, если все эти фразы будет невозможно отыскать на страницах писателя с мировым именем и великого знатока одесского языка Исаака Эммануиловича Бабеля? Тем более что к тому времени образ Крошки Цахеса Бабеля обретет уже межпланетный масштаб.

ГОЦМАН-ПОЦМАН, ГДЕ ТЫ ЕСТЬ?

Ни один из сериалов постсоветского времени не имел такого оглушительного успеха, как «Ликвидация». Но если бы действие этого киномыла разворачивалось не в Одессе, а каком-либо ином городе, вряд ли к нему был проявлен столь обильный интерес. И одесский язык сыграл в этом далеко не последнюю роль.

Как и следовало ожидать, после премьеры фильма, словно чертик из пресловутой табакерки, молниеносно выскочил Крошка Цахес Бабель, и пресловутая губерния в темпе вальса тут же пустилась в свой традиционный хоровод вокруг самого распространенного мифа Одессы. Типа: «Поразительно, как был найден настоящий и уникальный одесский язык! Ведь носителей его, к сожалению, не осталось…Настоящий одесский язык…советую почитать Бабеля».

По поводу настоящего и уникального одесского языка фильма восторженным почитателям вторит режиссер Сергей Урсуляк. В одном интервью он поведал: «… одесский язык в нашем фильме убедительней, чем во многих других фильмах про Одессу…о том, как в Одессе говорили в 1946 году, знают пять человек, из них трое пребывают в маразме». Сомневаться в искренности режиссера не приходится, ибо в роли консультанта фильма по части одесского языка явно задействовали кого-то из упомянутой им троицы.

Как неоднократно рассказывали средства массовой информации, чтобы герои «Ликвидации» заговорили на истинно одесском языке, сценаристу Алексею Пояркову пришлось совсем не лить из говна пулю, а несколько месяцев ездить в одесском общественном транспорте, консультироваться у местных знатоков родной речи горожан. Сценарист Поярков ради жизненной правды в «Ликвидации» даже рисковал здоровьем: его неоднократно принимали за шпиона, когда он шел за прохожими, прислушиваясь к их смачным беседам, и однажды за это москвича чуть было не избили до полного выпада в осадок. Ну, раз Алексей Поярков так хорошо знает одесского языка, он запросто поймет поговорку «Свистни мне в антон, там тоже дырочка есть».

Российский писатель и ученый Борис Соколов, разнося вщент творение режиссера Урсуляка в статье «Ликвидация истории», отметил: «Но больше всего перекличек в фильме с «Одесскими рассказами» Бабеля — прежде всего за счет языка, на котором изъясняются персонажи. И это не только раздражает, но и смотрится кощунственно. В 20-е годы тот язык, на котором говорят герои Бабеля, был для Одессы вполне органичен, тем более что действие «Одесских рассказов» отнесено к дореволюционным временам. У Бабеля одесский говор был художественен, в фильме же он звучит назойливо и фальшиво. Ведь уже к концу 30-х годов еврейское население Одессы было значительно разбавлено за счет украинского крестьянства. После же Холокоста бабелевская Одесса перестала существовать».

Видимо, громовержец Соколов позабыл, что сам Бабель утверждал почти за двадцать лет до Холокоста: «Одесса мертвей, чем мертвый Ленин». Что же до одесского говора в исполнении Бабеля, то это вообще и просто песня, и отдельная песня. Исключительно из уважения к многочисленным научным званиям Бориса Соколова и как только на него, повторяю слова Дода Макаревского, написанные в конце двадцатого века: «…все говорят и понимают идиш: и русские, и украинцы, и молдаване, и цыгане, и, естественно, евреи». Если этого за мало, добро пожаловать не в «ликвидационный» 1946-й, а в 1966 год: «До Ивана Ивановича моим водителем был Жора, — пишет Е. Кричмар. — Жора был коренным одесситом. Время от времени он, русский парень, вставлял в разговор фразы на идиш. Вообще, живя на Молдаванке, идиш надо было знать, чтобы не попасть впросак. Жора говорил на натуральном одесском языке». И на этом языке говорили не только жители Молдаванки.