Читаем Крошка Цахес Бабель полностью

ТО, ЧТО В МОСКВЕ ХОХМЯТ, В ОДЕССЕ ЕЛЕ ТЯНЕТ НА ЧЕТВЕРТЬ АДИЁТА.

Мне таки хоть раз, но сильно повезло в жизни: я никогда не играл в КВН. Как-то на рассвете заката Советской власти случайно встретился в баре с Яном Гельманом. В нынешние времена Ян торчит в Москве, где ежемесячно выдает пару сот шуток для российского телевидения. А во время той давней встречи у него впереди паровоза было написать текст для «Джентльменов», которым предстояло выступать перед делегатами Всесоюзного комсомольского съезда.

— Какие проблемы? — сказал я Гельману. — Давай изобразим в темпе вальса.

— Начинай, — предложил он.

— Джентльмены, среди нас есть комсомольцы? — Нет, среди нас только джентльмены.

Ян улыбнулся и сказал, что такую шутку нельзя озвучивать не то, что со сцены московского Дворца съездов, но даже в клубе затрушенного Урюпинска. В отличие от меня, Яну по сию пору не нужен цензор, ему вполне хватает внутреннего. Вот почему Гельман не создаст шутки, которая может вызвать даже легкое сомнение у редакции программ российского телевидения.

Как издавна говорили в одном веселом городе, ничего сильно страшного. Куда страшнее, когда приезжий начинает строить из себя одессита и, не зная ни языка, ни истинных традиций Города, позиционироваться за его пределами мордой лица одесского хохмача. Как, например, это делает доблестный популизатор даже так называемого одесского юмора Валерий Исаакович Хаит, составивший увесистый том под названием «Одесский юмор». Справедливости ради, о Валерии Исааковиче нельзя по-одесски сказать, что он тухес кирпичом вытирает. Но ведь вытирал в свое время, да еще как! Однако откуда московскому издательству «Эксмо», выпустившему его творение, знать, что являет собой настоящий одесский юмор?

И вспомнил я крылатую фразу одесского языка «Ша! Ребе будет говорить», прочитав откровения Хаита «Об одесском юморе и не только о нем», отрывающие талмуд его производства. Ребе таки сказал: «А вот против чего хочется категорически возразить, так это против жаргона и дурной языковой экзотики. И тут я полностью разделяю иронию короля одесских фельетонистов начала двадцатого века Власа Дорошевича, фельетон которого «Одесский язык» и открывает эту книгу. Главная мысль этого фельетона тоже состояла в том, что так называемый одесский колорит вполне можно выразить в пределах норм русской грамматики.

Правда, и тут бывают исключения. Вот Бабель, например. В рассказе «Король» читаем:

— Беня, — сказал папаша Крик, старый биндюжник, слывший между биндюжниками грубияном. — Беня, ты знаешь, что мине сдается? Мине сдается, что у нас горит сажа…

— Папаша, — ответил Король пьяному отцу, — пожалуйста, выпивайте и закусывайте, пусть вас не волнует этих глупостей…

Но это Бабель, многие фразы из рассказов которого не зря разошлись на цитаты. Поистине нужно обладать уникальным бабелевским талантом и снайперским вкусом, чтобы сделать одесскую речь фактом высокой литературы».

О, сколько нам открытий чудных готовит духман просвещения в хаитовском исполнении. Козе и Хаиту ясно, что до Бабеля мы имели исключительно дурновкусицу а ля Кармен или Юшкевич. Хотя любая безымянная торговка с Привоза, бегло выдающая фразы уровня: «Замолчите свой рот, а то я это устрою камбалом по морде», или мадам Целкин, с ее тремя классами церковно-приходской школы, с утра до вечера сыпавшая комплиментами типа: «У вас в голове меньше мозгов, чем под хвост моей кошки, хотя мине витворали трепанацию черепа», явно обладали исключительно бабелевским талантом и снайперским вкусом, пусть даже и не делали свои речи высоким литературным фактом.

Ни сам а гройсе хухем Хаит, ни выпустившие его книжку эксмошники даже не подозревают: Влас Дорошевич никогда не был королем одесских фельетонистов, тем более начала двадцатого века, когда его не то, что в Одессе, на Сахалине уже близко не было. В 1899 году Дорошевич принимал участие в создании столичной газеты «Россия», а после ее закрытия бессменно редактировал в Москве «Русское слово» до 1918 года. Это, конечно, детали, хотя и характерные.

Многие россияне, равно как и некоторые окопавшиеся в Городе жлобы, более полутора веков сражаются с нормами одесского языка. И что мы имеем на сегодняшний день? В книжечках «Одесский язык» и «Одесса таки ботает» я на многочисленных конкретных примерах показал, что пресловутая одесская «дурная языковая экзотика», наряду с «противными словечками» и «блатным жаргоном» по прошествии лет становятся нормами русского языка.

Как бы между прочим, сам Дорошевич в своей колонке фельетониста «За день» неоднократно использовал нормы одесского языка. О пресловутом «за» даже речи нет, ибо перед началом работы редактор газеты «Одесский листок» В. Навроцкий сразу же предупредил короля русского фельетона. Дословно: «В Одессе пишут за людей и за жизнь. Если вы этого не учтете, то все будут считать, что вы приехали к нам из Занзибара. Забудьте о предлогах «о» и «про».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза