Кронштадт и Питер в 1917 году

От редакции «Русских ведомостей» нам предстояло перейти к повальному обыску многоэтажного каменного дома. Мы пригласили председателя домовой организации присутствовать во время обыска. Этот дом состоял, главным образом, из богатых, роскошно меблированных квартир. Здесь нам удалось собрать значительное количество винтовок, револьверов и охотничьих ружей. Относительно последних мы не имели никаких указаний и отбирали их «на всякий случай», предлагая владельцам на следующий день зайти к нам для обратного их получения, в случае согласия Военно-революционного комитета. Обыск этого дома продолжался несколько часов и порядочно нас всех утомил. По окончании его, на квартире председателя домовой организации мы составили акт, уложили отобранное оружие в корзину и наложили печать. Некоторые жильцы рассчитывали на обратное получение своего оружия в целях организации домовой охраны. Но эти надежды были тщетны. Между прочим, на другой день председатель домового комитета явился к нам, чтобы выразить благодарность общего собрания жильцов этого дома за добросовестное проведение обыска. Очевидно, эти господа, составив себе представление о матросах на основании фантастических вымыслов буржуазных газет, предполагали, что наш отряд не оставит камня на камне от всей их буржуазной обстановки. Нами было отвечено, что мы только выполняли свой долг и никакой благодарности ни с чьей стороны не заслужили. Через несколько дней, по заданию штаба округа, нашему отряду моряков была поручена организация облавы на Хитровом рынке.

Товарищи моряки жаловались на отсутствие чистого белья и просили переменить износившуюся обувь. Меня направили к тов. Оболенскому (Осинскому). Я нашел его в одном из казенных зданий на Садовой. Без всякой проволочки он выдал ордер на получение всего необходимого для нашего отряда. На автомобиле мы съездили в Замоскворечье, в огромные интендантские склады, и беспрепятственно получили белье. Сапоги пришлось получать на Ходынке, где в большом сарае, прямо на полу, лежали тысячи пар высоких солдатских сапог. В другой раз мне с Потаповым понадобились деньги для наших отрядов. После ряда мытарств советские чеки были наконец признаны полусаботажничавшими чиновниками, и в казначействе, на Воздвиженке, нам удалось получить нужную сумму[167].

Однажды мне довелось увидеть странное шествие: по улицам Москвы медленно двигалась похоронная процессия; целая вереница нарядных катафалков с роскошными балдахинами сопровождалась крестным ходом и облаченным в белые ризы духовенством. За гробами следовали юнкера, офицеры и хорошо одетая буржуазная публика. Это хоронили погибших белогвардейцев. В Москве вообще было поступлено оригинально: в один день хоронили наших[168], а на следующий день — юнкеров. Разумеется, белая гвардия не преминула устроить из похорон своих жертв религиозно-церковную и контрреволюционную демонстрацию.

В течение короткого пребывания в Москве наши матросы все же успели устроить митинг моряков. От руки были разрисованы аршинные плакаты, и тов. Берг лично ходил расклеивать их по углам улиц. Место для митинга было выбрано не совсем удачно: на Театральной площади. Эта идея принадлежала тов. Бергу, который со смаком предвкушал, как в центре буржуазного квартала матросы в своих речах будут «громить буржуазию».

Рабочих в самом деле пришло немного. Зато проходившая мимо богато одетая публика была привлечена не совсем обычным на московских площадях зрелищем матросов-ораторов. Выступавшие товарищи разъясняли значение пролетарской революции, после чего со всей страстью обрушивались на саботаж интеллигенции. Вероятно, многие из собравшихся слушателей были задеты за живое место, но никто из них не подал виду. Публика стояла молча и по окончании речей выражала свое одобрение довольно шумными аплодисментами. Особенно мощно рычал на всю площадь сильный бас тов. Берга. Я также выступал в этот день.

Митинг моряков прошел без всяких инцидентов. Буржуазные зрители были настолько терроризованы одним видом красных матросов, что никто из них даже не осмелился вставлять недоброжелательные реплики.

Вскоре стало известно, что Каледин собирает па Дону казачьи полки для выступления против Советской власти. На заседании Московского военно-революционного комитета было вынесено решение об отправке нашего отряда на юг — на борьбу с белогвардейским казачеством и на выручку Донецкого угольного бассейна[169]. В большом актовом зале института благородных девиц был собран на митинг весь отряд моряков. Выступали товарищи Павлуновский, Ховрин и я.

Товарищи с огромным энтузиазмом отнеслись к идее похода. К сожалению, я не мог выступить вместе с отрядом, так как только что получил телеграмму, срочно вызывавшую меня в Питер для работы в Морском комиссариате. Поэтому я предложил отряду выбрать командный состав. Начальником отряда был единогласно выбран тов. Ховрин, комиссаром — тов. Павлуновский и начальником штаба — тов. Ильин-Женевский.