Читаем Кронштадт и Питер в 1917 году полностью

Из Смольного я возвращался на автомобиле с полковником Муравьевым, который при Керенском формировал ударные батальоны, а впоследствии, летом 1918 г., командовал Восточным фронтом, но изменил Советской власти и был убит в Симбирске. В Октябрьские дни он принимал участие в командовании красными войсками. Муравьев ехал со мной недолго — всего до Сергиевской улицы, где находилась его квартира, но все же успел уловить его настроение. Когда я заговорил с ним о положении на фронте у Царского Села, он мне ответил подавленным голосом, в тоне которого чувствовалась полнейшая растерянность и неуверенность в нашей победе: «Что ж, дела очень плохи. Вероятно, Петроград будет взят».

* * *

Ночь с 28 на 29 октября я провел у кронштадтцев, на «Ястребе». Утром я собирался в Смольный, чтобы предупредить тов. Крыленко, что, вопреки ожиданиям, порученные мне сводные отряды кронштадтских фортов еще не прибыли. Уже садясь в автомобиль, я узнал о восстании юнкеров[159]. Были получены сведения, что офицеры и юнкера, заняв гостиницу «Астория», обстреливают оттуда наших пулеметным и ружейным огнем. Рошаль сейчас же вызвался вместе с другими моряками идти на штурм «Ас— тории». В Смольном я встретил Подвойского, который сообщил о разрастающемся восстании юнкеров и между прочим сказал» что у Смольного нет никакой связи со штабом округа, ввиду чего он попросил меня съездить туда и по телефону сообщить ему, что именно там происходит.

На улицах, казалось, ничто не свидетельствовало об юнкерском восстании. Повсюду, где я проезжал, текла мирная, будничная жизнь. Но когда я подъехал к штабу округа, на Дворцовой площади мне бросилось в глаза какое— то зловещее затишье. Площадь перед Зимним дворцом напоминала пустыню. Не видно было даже отдельных, случайных пешеходов, обычно нередких в эти часы. В штабе округа, внутри подъезда, стоял пулемет Максима. Около него возилась группа солдат. Я поднялся вверх по лестнице. Огромное здание с бесконечной анфиладой комнат было совершенно пусто, как вымерший или покинутый дом. Только кое-где склонялись редкие фигуры курьеров и штабных писарей с вялым и сумрачным видом. Никого из ответственных работников я не встретил. В это время кто— то из случайно проезжавших по Морской рассказал о занятии юнкерами телефонной станции и об аресте на его глазах ехавшего на автомобиле Антонова-Овсеенко. Я позвонил в Смольный, вызвал тов. И. И. Подвойского и сообщил ему о полученных сведениях. Из его слов можно было понять, что он уже знал об этом. Но все же он сообщил, что дела идут хорошо и восстание скоро будет ликвидировано. Мне показалось, что нас подслушивают, и поэтому, когда после окончания разговора тов. Подвойский повесил трубку, я свою задержал еще у самого уха. И действительно, я отчетливо различил отдаленный голос, кому-то услужливо сообщавший: «Сейчас Раскольников вызывал Подвойского». Затем последовала точная передача наших переговоров. Не было никаких сомнений, что юнкера, владевшие телефонной станцией, давали нам сноситься между собой с целью подслушивания наших разговоров. Мы условились с тов. Подвойским, что пока я останусь в штабе. Я собрал нескольких писарей, посадил их за машинки, а одного, наиболее смышленого, назначил своим секретарем, и работа закипела. Откуда ни возьмись, появились посетители, стали приходить начальники частей, нужно было давать им словесные указания, подписывать распоряжения или заготовлять документы. Ввиду близости штаба округа от телефонной станции я ждал визита юнкеров и поэтому принял меры по обороне здания. В первую вырвавшуюся свободную минуту я позвонил своему брату Ильину-Женевскому, который в то время состоял комиссаром в Гренадерском полку. Меня интересовало положение на Петербургской стороне, в районе его полка, так как именно там были сосредоточены Владимирское и Павловское военные училища. Брат ответил, что он только что возвратился с осады Владимирского училища, что восстание ликвидировано, юнкера арестованы и отправлены в Петропавловскую крепость.

Вскоре ко мне явился молодой подпоручик и отрекомендовался представителем отряда, только что прибывшего с форта Ино. Он явился в штаб округа за получением инструкций. Это был один из тех отрядов, прибытия которых я ожидал с таким огромным нетерпением. Передав штаб одному из товарищей, я вместе с прибывшим офицером устремился к отряду, на Финляндский вокзал. Уже сгущались сумерки, когда среди вагонов, на одном из запасных путей мы разыскали долгожданный отряд форта Ино.

Перейти на страницу:

Все книги серии Возвращенные страницы истории

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии