Кронштадт и Питер в 1917 году

Это был выдающийся, без преувеличения можно сказать, гениальный организатор. С редчайшим психологическим чутьем он быстро схватывал индивидуальные способности каждого работника и направлял его по пути, который более всего соответствовал его силам. Меткие характеристики тов. Свердлова, иногда в двух-трех словах, давали исчерпывающую характеристику того или иного товарища.

Наблюдательность и знание людей почти никогда его не обманывали. Исключительная сила воли, ум, коммунистическое благородство и безграничная преданность делу рабочей борьбы ставили его в ряды лучших работников вашей партии.

От тов. Свердлова я отправился в военную организацию. Она помещалась тогда на Литейном проспекте между зданием сгоревшего окружного суда и Литейным мостом, в большом доме, выходящем своими боковыми фасадами на Шпалерную улицу и на набережную Невы.

Разыскав тов. Н. И. Подвойского, я с увлечением начал рассказывать ему о моих провинциальных впечатлениях, еще более укрепивших мой оптимизм. Николай Ильич с интересом прослушал то, что я говорил, но затем с озабоченным и печальным видом сообщил, что питерские военные работники, связанные с местными полками, придерживаются пессимистической оценки. Тов. Подвойский предложил мне остаться на заседании военной организации, которое должно было немедленно начаться.

Я согласился и полупил возможность лично убедиться в минорном настроении руководителей Питерского гарнизона. Только отдельные товарищи вносили бодрую ноту в общую, довольно неуверенную оценку ближайших перспектив. Возможно, что, опасаясь ответственности за многообещающие заявления, большевистские руководители воинских частей невольно сгущали краски, изображая положение в более темных тонах, чем оно было на самом деле. Во всяком случае, это настроение питерских военных большевиков было характерным.

Из «военки», по Шпалерной, я прошел прямо в Смольный. В эти дни кануна Октябрьской революции мне пришлось быть участником многочисленных собраний, почти непрерывно происходивших тогда как в актовом зале, так и в других помещениях бывшего Смольного института. Особенно врезались в мою память три заседания.

Большой зал Смольного залит огнями огромных люстр. Происходит очередное заседание ВЦИКа. Председательствует Гоц. Вместо обсуждения стоящих на повестке вопросов, вместо выступлений официальных партийных ораторов на трибуну всходят, один за другим, прибывшие делегаты фронтовиков. На всем их внешнем виде, на небритом лице, на обросшей волосами, нестриженой голове, на потертой, замызганной шинели, на грязных, давно не чищенных сапогах, лежит отпечаток окопов. В своей речи все они требуют одного и того же: мира, мира во что бы то ни стало, какой бы то ни было ценой.

— Дайте нам хоть похабный мир, — говорит изможденный, измученный войной солдатский делегат.

Гоц привскакивает с места, хватается за колокольчик, судорожно звонит, но уже поздно. Депутат из траншеи успел сказать все, на что его уполномочили стоящие за ним десятки тысяч фронтовиков.

Некоторые представители солдат читают короткие резолюции, написанные карандашом на грязных, подуоборванных, потершихся на сгибах клочках бумаги. Резолюции требуют мира и указывают предельный срок солдатского терпения: фронтовики угрожают с началом зимы самовольно, всей массой, покинуть окопы. Видно, что армия больше воевать не может, а Временное правительство, связанное союзными обязательствами с Антантой, не способно заключить мир.

Речи фронтовых делегатов косвенно подтверждают целесообразность немедленной революции.

Второе заседание. Тот же зал, но при менее парадном освещении. На председательской трибуне вместо Года тов. Троцкий. С портфелем под мышкой деловито пробегает, здороваясь на ходу, секретарь Петроградского исполкома Л. М. Карахан.

Стулья заняты только солдатскими шинелями и гимнастерками: сплошной цвет «хаки». Происходит собрание гарнизонных представителей. Ораторы говорят исключительно в нашем духе. Редко-редко мелькнет на трибуне тень соглашателя, встреченная всеобщим неодобрением. Настроение Питерского гарнизона красноречиво свидетельствует, что он созрел для пролетарской революции и готов постоять за нее.