Крона огня

Тут благородная дама задумалась о том, какую угрозу она может представлять для Элигия и своего брата. То, что они в сговоре, у нее практически не вызывало сомнений. По всему выходило, что, в общем-то, никакой, и как раз это обстоятельство наполняло ее душу особой досадой. Кипучая неуемная кровь геристальцев требовала активного действия, толкала в корне изменить ситуацию. Если сегодня она беспомощна, как та самая речная лилия под кинжалом бездушного мавра, то непременно должна стать опасной для тех, кто пытается смешать ее с навозом. И она станет! Непременно станет!

Теперь обдумывание планов действия, планов сладкой и утешительной мести занимало большую часть дорожного времени. Она попеняла было на пропавшего бог весть куда Бастиана, но решив, что все мужчины таковы и полагаться можно лишь на себя, принялась обдумывать каверзы, одна лучше другой.

Так прошло несколько часов. Притомившись висеть в зените, солнце пошло медленно спускаться по небосклону, когда на одном из холмов Брунгильда различила всадника, с интересом рассматривавшего пыльную желтую ленту вьющейся меж виноградников дороги. Вернее, заметила не она, а бдительные стражники, тут же изготовившиеся к обороне. Но суть не в том. Завидев кортеж, всадник без спешки начал спускаться с холма, и она с радостью узнала юного менестреля, совсем недавно набивавшегося в компанию в ее путешествии. Значит, не обманул красавчик Бастиан, не бросил! Мавры-стражники кинулись навстречу чужаку, вытаскивая из колчанов хорошо оперенные стрелы.

– Остановитесь! – крикнула им вслед Брунгильда. Оказавшийся тут же рядом Мустафа что-то перевел стражникам. И, видимо, добавил что-то от себя. Те немедля застыли со стрелами, уложенными на тетивы.

– Благородная дама Брунгильда, Мустафа! Вот так приятная встреча! – издалека закричал Бастиан. – А я тут высматриваю какой-нибудь хорошо защищенный караван, чтобы примкнуть к нему. Путник, шедший из Сент-Эрженского леса, рассказал, что там лютует шайка разбойников и соваться одному весьма опасно. Если вы не возражаете, я бы примкнул к вам.

– Нельзя, – хмуро бросил Мустафа.

– Мы не возражаем, – придавая грубоватому лицу вид царственного величия, тут же перебила его Брунгильда.

Вольноотпущенник нахмурился.

– Хозяин велел не допускать никаких чужаков, – процедил он, кидая недвусмысленный взгляд на черноволосого юношу.

– А я велю, чтобы он дальше следовал с нами! – подбоченилась благородная дама. – Какой же он чужак? Вы прекрасно знаете его.

– Я лишь выполняю волю хозяина. Знаю я встречного или нет – ему, а значит, и мне все равно, – упорствовал недреманый страж. – К тому же мы не доезжаем до Сент-Эрженского леса.

– А я выполняю распоряжение кесаря, – пренебрежительно хмыкнул Ла Валетт, разводя плечи. – Его-то уж ты наверняка знаешь, Мустафа. И это уже не все равно. Потому отзови лучников. Если тебе что-то не по нраву, отпиши своему господину, а я – своему. Но помните, мне придется указать не только вопиющую неучтивость по отношению к менестрелю, но и попытку мятежа. Ибо что, как не попытка мятежа, препятствование человеку государя? Ну и, конечно, демонстративного покушения на убийство я не позабуду. – Он указал на лучников, замерших в ожидании приказа. – Теперь, почтенный Мустафа, когда вы перестали быть просто движимым имуществом мастера Элигия, отвечать придется вам, а не ему.

При необходимости Мустафа умел думать быстро. В словах менестреля действительно была правда: при дворе ему благоволили не только как благословенному небом сладкозвучному певцу, но и как спасителю Реймса, и как близкому соратнику самого кесаря в абарскую войну. Связываться с таким – себе дороже. Кто знает, не пожелает ли хозяин, столкнувшись с претензиями матушки кесаря или самого августейшего венценосца, пожертвовать мелкой фигурой, как это делают восточные мудрецы, играющие в возвышеннейшую из игр – шахматы? Мустафа приказал стражникам вернуть стрелы в колчаны и занять место в строю.

– Хорошо, пусть едет с нами. – Он метнул на Бастиана взгляд, полный злобы. Его бы воля… Но воли-то как раз не было.

– Он переночует в Форантайне и отправится своей дорогой, – войдя во вкус, командовала Брунгильда.

– Но…

– Я так велю.

Мустафа склонил голову, повинуясь недвусмысленной команде хозяйки. В любом случае, лучше понести наказание за подчинение госпоже, чем за измену.

«Если ничего плохого не произойдет, то, глядишь, все еще и обойдется. Пусть себе едет, пусть ночует – главное, чтобы все время на виду, – подумал мавр, недовольно поворачивая коня. – Господь велик. На все воля его!»

Однако мысленно Мустафе, живо радуя воображение, представлялись изощренные казни и пытки, которые при случае он применит к этому никчемному мальчишке, а заодно и к самой благородной даме Брунгильде. Про себя он пожелал им долгих лет жизни… в его руках.

Старец в волчьей шкуре оценивающе глянул на великана и его спутника, потряс клыкастым посохом, бормоча то ли проклятье, то ли напутствие, и указал пальцем направление движения.