Кромка

— Тревога! — снова закричал я, снял автомат с предохранителя и дал в сторону кустарника длинную очередь.

Чем хорош калибр семь шестьдесят два в лесу или зарослях, так это своей пробивной мощью. Пули пять сорок пять могут отклоняться при соприкосновении с ветками и сучками, а более мощный калибр бьет точно и прошибает препятствие. Это одно из первых правил, которому меня научили повольники, и они были правы.

Автомат задергался в руках. Пули зацепили парочку «теней» и послышались крики боли. Я попал. За полминуты опустошил рожок и присел. Вовремя. Над головой скользнула стрела, которая попала в голову лошади, и бедное животное заржало, а затем опустилось наземь. Причем едва не задело меня копытами.

Сменив рожок и передернув затвор, я оглянулся. Лагерь проснулся. Повольники покидали спальные мешки, а возницы торопились к своим повозкам. Ржали лошади. Кричали люди. Взметнулись к темным небесам огни костров, в которые кто‑то подкинул сушняка. А из кустарника на лагерь накатывалась толпа врагов.

— А — а-а — а!!! — кричали дикари, кидая в повольников дротики, и мне показалось, что нам их не остановить. Враги выбрали очень удачный момент для нападения, предутренний час, когда люди спят особенно крепко, а повольники сонные.

— Ничего, посмотрим, кто кого, — подбодрил я сам себя и вытащил гранату.

Чеку долой. Замах! Граната улетела в сторону врагов, и я опять присел под повозку.

Взрыв! Он немного притормозил дикарей, но не остановил, и я открыл огонь. Бил короткими очередями и пару человек уронил. Вот только дикарей было слишком много. Они уже ворвались в лагерь, и началась рукопашная схватка, в которой против одного повольника пятеро врагов. Паршивый расклад и я рванул к тенту, под которым ночевал.

На ходу сменил рожок. Перескочил через убитого дикаря, а потом через повольника, в котором с опозданием узнал Ельникова.

«Отбегался Иван Иваныч и теперь уже не узнать, он меня сдал или это был Карпыч, — промелькнула мысль. — Покойся с миром, земляк».

Кругом шум и неразбериха. Кричали повольники и дикари. Стрельба. Ржали лошади и рвались гранаты. Романтика не слышно, видимо, лидер отряда погиб одним из первых, а командиры групп не знали, что делать. Один орет — держаться. Другой — отступаем. Короче, хаос.

На моем пути оказался дикарь в шкурах. Морда раскрашенная, для страха, в отсветах костра волнистый рисунок виден четко, а в руках топор.

— Ха! — замахнувшись, он попытался достать меня в голову, и я выставил ствол автомата.

От сильнейшего удара АКМ вырвался из рук и улетел в темноту, а лезвие топора едва не срезало мне пальцы. Искать АКМ бесполезно, и я выхватил пистолет, снял его с предохранителя и выстрелил от пояса, словно ковбой из вестерна. Расстояние небольшое и пуля вошла дикарю в живот.

— Обернись! — закричал Ефим, который вечером рассказывал истории из своего боевого прошлого.

Интуитивно я сделал шаг в сторону, обернулся и увидел еще одного дикаря. С длинным кинжалом он мчался на меня, но не добежал. Я свалил его двумя пулями, одна вошла в грудь, а вторая в голову.

Он упал, словно подкошенный и рядом с ним рухнул Ефим, которого достали самой обычной дубиной по голове.

— Падлы! — из горла вырвался крик и, стреляя, я подскочил к повольнику.

Ефим был мертв, палица размозжила ему череп. Рядом с ним валялся АКМС, знатный ствол, и я его подхватил, а затем бросился под тент.

Рюкзак был на месте и, накинув лямки на плечи, я встал на колено. Повольников добивали. Несколько человек во главе с Рокки заняли круговую оборону возле одной повозки. Еще пара — тройка бойцов возле костра. Но больше я никого из наших не заметил. Кругом дикари и слышна перестрелка в кустарнике. Кто‑то вырвался и пошел на прорыв, значит и мне надо уходить, потому что погибать в этой глуши желания не было.

Припав к земле, я проскользнул под пологом и шмыгнул к повозкам, ползком добрался до зеленки и приподнялся. Кажется, меня не заметили.

Только я так подумал, как один из дикарей ткнул в мою сторону копьем и заверещал что‑то неразборчивое. Многие обернулись на его визг и, понимая, что незаметно не уйти, я разрядил в толпу дикарей половину рожка.

Смотреть на результат некогда. Следовало спасаться, и я рванул через кустарник. Мчался быстро. Напролом. Не разбирая дороги. Ветки били по лицу, а за спиной кричали враги. Они шли на звук, ведь я ломился, словно лось. Но, удалившись от разоренного лагеря повольников на сотню метров, я перешел на шаг и резко свернул в сторону.

Дикари промчались мимо. Пока я в безопасности. И хотя моя внутренняя суть кричала — беги, спасайся и не оглядывайся, я держал себя в руках. Уходить нужно осторожно, без лишнего шума и следов. Поэтому я обошел лагерь стороной и двинулся не к реке, куда побежали уцелевшие повольники, и не по дороге к горам. Нет. Я направился на север.

25

Взобравшись на невысокий хребет, я замер и осмотрелся.