Первое, что он увидел, – полотенце, брошенное у входа на цементном полу, неподалёку от параши. Гек хорошо знал предания и легенды зонного мира. Предания, потому что в реальной жизни на нарах ни сам он, ни Чомбе, ни Ваны, ни иные серьёзные люди не применяли полотенце для встречи новичков. Здесь явно сидела оборзевшая мелкая и подлая шушера, не имеющая правильных понятий о поведении «в доме». Считалось, что новичок, обтёрший о полотенце ноги – претендует на лидерство, переступивший – свой, но нейтральный, а поднявший – поднимал вместе с полотенцем судьбу шестёрки, а то и хуже…
Гек решил не принимать дурацкие правила камерных гнид. Он прошагал над полотенцем, мгновенно отметил, что свободных приличных мест на шконках нет, и ощутил, как кровь застучала в висках и захолодело под ложечкой. Он представился, ни с кем не встречаясь взглядом, прикинул обстановку и начал:
– Ребята, а чьё это полотенце там валяется? – Ребят в большой (видимо сдвоенной одиночке) камере было семь морд, он восьмой. У окна внизу сидел плечистый парень в тельняшке, со шрамом на лбу. На вопрос Гека среагировал его верхний сосед, дылда лет двадцати:
– Подбери, твоё будет.
– А? Чьё, ты говоришь?
– Твоё, говорю, деревня. – Гек приободрился – парень-то совсем дурак, никакой осторожности в словах.
– За деревню – прощаю, а за парашное оскорбление ответишь. Я хочу получить твоих глубоких извинений насчёт полотенца.
Х-хоба! Клещ попал в непонятное! Незнакомец моментально выкрутил его в виноватые. Говорит, правда, как урка, но тюремные правила для всех одинаковы.
Клещ и сам почувствовал, что спорол большого косяка. Ситуацию следовало немедленно гасить. Если бы он набрался духу и покаялся со всем своим усердием, то вполне бы мог отделаться ударом по рылу и временным падением своего камерного статуса из основного в нижнесредний. Но Клещ был выше ростом, вдвое моложе и не один – кенты рядом. (А в этой ситуации кентов не было: по крайней мере начальный узел он должен был рубить или распутывать сам.) Он спрыгнул со шконки вниз и якобы лениво двинулся к Геку.
– Дядя, ты офонарел. Сейчас я возьму тебя за ручку и отведу к параше. Там ты будешь жить, возле полотенец… а!
Гек ударил его вполсилы в губы, так, что обе сразу лопнули. Клещ отлетел, спиной задев шконку, и бросился на Гека. Но Гек поймал его челюсть крюком левой, вывернув её так, чтобы ударить не костяшками пальцев, а торцевой мякотью кулака, со стороны, противоположной большому пальцу. Встречный удар нейтрализовал напор Клеща до нуля. Тот замер, все ещё на ногах, но оглушённый. Гек стал несильно и быстро бить его в лицо с таким расчётом, чтобы рассечь до крови как можно больше тканей. Затем ухватил за кисть руки и сдавил в нужном месте. Боль была неимоверная, и Клещ заорал во всю мочь. Дело было сделано, и Гек ударом под дых согнул Клеща, развернул и пинком направил его в сторону параши.
– Знать, твоё это полотенце… тётя!
Многоопытные надзиратели быстро среагировали на истошный страдальческий крик. Стукнул-звякнул ключ, и в камеру с дубинками ворвались трое вертухаев. Клещ, ругаясь по-чёрному, пытался привстать с пола, Гек спокойно стоял, опустив руки, один, посреди камеры. Остальные не успели стронуться со своих мест, а если кто и был рядом с полем битвы – уже благоразумно убрался под защиту шконок. По заведённому обычаю надзиратели сначала били, а потом уже спрашивали. Так и здесь: град сильных ударов резиновых палок обрушился на плечи, живот и спину Гека – голова имеет обыкновение кровяниться и покрываться синяками – все потом жалобы пишут…
Было очень больно, и Гек не стерпел, как решил поначалу. Двумя ударами – в шею и в живот – он вдруг выключил двоих надзирателей и поймал взглядом глаза третьего. Тот моментально обмяк: «Убьёт… побег… расследование… выпрут…»
– Начальник, бить не надо, неправильно. Забирай этих двоих. Задумают мстить – передай: их потом в дворники не возьмут, уж я позабочусь… – Гек угрожал на арапа. Главное – это продемонстрировать собственное верховенство (в данном случае – физическое) и, сохраняя внушительный и уверенный вид, пообещать служебные неприятности. Ваны объясняли ему, что люди в форме, служивые, отдрессированы службой и жизнью так, что всегда готовы склониться перед силой, если внутренне ощутят её превосходство над собой. Правда, если номер не проходит, топчут особенно жестоко (как, впрочем, и всякого поверженного идола). Дверь все ещё была открыта, замяукал сигнал тревоги на этаже, послышался топот ног…
Гека, как зачинщика беспорядков, спустили в шизо на пятнадцать суток, но бить не били. Когда заковывали – народу было много из разных подразделений, а когда расковали – в карцер бить так и не пришли. Видимо, сработал финт.