Родители пишут Маше раз в неделю, она тоже. Первое, что поражает в Китае, Илья формулирует в письме как «трудолюбие китайского народа». Что земля всюду возделана, разделена на ровные квадраты разных цветов, в зависимости от культур, которые выращивают на поле, все тащат на себе какие-то мешки, никто не сидит без дела. Родители от Китая в восторге, хотя видят его пока только из окна поезда. Потом пишут из Пекина: древние храмы невиданной красоты, эмалевые вазы — ходили смотреть, как они делаются, а какие каменные и деревянные кружева! Ювелирная работа, и все это опять — трудолюбие китайского народа. Маша решила тоже не ударить в грязь лицом — они с мужем заказали книжные шкафы и теперь расставляют в них книги. Так этот счастливый 1953-й и закончился, но Виля что-то неважно себя чувствует. Ее домашние раскисали, когда стала налаживаться послевоенная жизнь, а она — теперь, когда для нее наступили лучшие времена. Она идет к врачу, у нее рак. Кладут в больницу, оперируют. Есть метастазы. От Маши решили скрыть — зачем лишние волнения? А она радостно сообщает, что беременна. Хочет до рождения ребенка завершить дачную эпопею и купить холодильник. К холодильнику Илья благосклонен: «Мы с мамой привыкли по старинке, но вам, молодым, нравится техника. А о строительных работах даже не думай. Приедем в отпуск — сделаем, ты в твоем положении не должна рисковать. Послушай старика, обещай, что будешь себя беречь». Маша присылает тревожное письмо: кто-то сказал, что мама в больнице, что случилось? «Ничего, — отвечает Илья, — просто грипп. Был грипп, лечили в больнице, здесь так принято». Весь июнь 1954-го Виолу облучают, называется «глубокая рентгенотерапия». Виола все понимает, ей только хочется увидеть Машиного ребенка. Она пишет радостные письма, закупает голубые и розовые комбинезончики, брючки и платьица на вырост, заподозрить невозможно, что с ней что-то не так. Скоро они приедут в отпуск. Конечно, это будет не отпуск, они больше не вернутся в Китай, но пока что это называется отпуск. Виля даже не лукавит. Она всю жизнь мечтала о счастливом завершении — революции и всего, чем она дорожила, но что-то срывалось, и вот наконец ее жизнь заканчивается счастливо.
Глава двадцать первая
1954–1965
Путешествие по Волге
Жизнь-то, оказывается, только начинается! Виола смотрит на младенца и видит солнце, которое взошло специально для нее, свыкшейся с законопаченным тучами грозовым небом. Это продолжение ее самой, и уж она не отдаст его на растерзание силам зла. Так что умереть прямо сейчас никак невозможно. Маша гуляет, она молодая, ей надо набрать соков, жизненной силы. Она целеустремленная, Виола такой не была, но и легкомысленной, как Маша, не была — ураган как поднялся, так только голову держи, чтоб не слетела, какое уж тут легкомыслие! И вот — стихло, всего лишь «ветерок бежит за ворот».
Метастазы расползаются, хотят в очередной раз оттеснить Виолу от самого для нее дорогого, но уж дудки. Операция за операцией, вырезают все, что можно вырезать. Виола не может назвать внучку одним из тех ничего не значащих имен, которыми зовут всех. Если уж выбирать, то Виола склоняется к имени Катя, не из-за няньки Кати вовсе, просто нравится ей это имя. Но если подумать обо всех живущих по соседству и живших раньше Катях, Ленах, Олях, Ирах, Танях, Сонях, Надях, Наташах, Светах — какое все они имеют отношение к ее чудесному созданию? Виола начинает обучение внучки с древнегреческой мифологии, заодно сама учится: историю надо знать с начала, последовательно. Только как объяснить пятилетней девочке, кто такие боги? А она не спрашивает. Будто само собой разумеется, что Зевс победил титанов и может явиться в любом обличье: человек, лебедь, бык, золотой дождь. Виола думает, когда в шесть лет внучка зачитывается «Илиадой»: какой она вырастет? Как Елена, Кассандра, Электра?
Самое неприятное — цирроз, печень растет, будто Виола себе живот наедает, а это печень. Интоксикация, все тело зудит, Виля расчесывает себя в кровь, будто ее кусают стаи комаров, и боли сгущаются, ходит медсестра, колет морфий. Облучают. Но лучше всего облучает Солнце. «Сколько у меня в жизни было препятствий, напастей, безвыходных положений, — говорит себе Виола. — Болезнь — из этого же ряда, в ней нет ничего необычного, и болей было много, но они все разные, научишься терпеть одну — приходит другая». Она рассчитывает силы: в феврале оформила разъезд, отрезала от семьи спивающегося Илью, Маша с ним не справится, она вообще стала относиться к нему презрительно. Вилю с Ильей может разлучить только смерть, но он уже обживает комнату в коммуналке. Сам сказал: дочке и внучке квартиру как можно больше, а ему — любой угол. Ему все равно, где и как жить без Вили.