Крокодил из страны Шарлотты

«Один родственник давно уже пытался меня предостеречь, что в кругу моих знакомых происходит нечто неладное, но только теперь я узнала, что именно. Если я правильно понимаю, ты тут тоже замешан.

Я все обдумала и решила: выхода у меня нет. Волей-неволей придется молчать. Во-первых, из-за тетки. Боюсь даже представить себе, чем для нее может кончиться расследование в ее собственном доме. И без того она на ладан дышит. Во-вторых, из-за пана З. Предпочитаю на эту тему не распространяться. И в-третьих – из-за тебя.

В такой ситуации наш брак с Гуннаром невозможен. Слишком хорошо я к нему отношусь, чтобы навлекать на него неприятности. Я даже собиралась обсудить все с тобой, воображала, что в моем благородном окружении есть человек, на которого можно положиться, который к этому не причастен. Рассчитывала на тебя. Наверно, я пишу слишком сумбурно, но очень уж я расстроена. Не хочу быть несправедливой, возможно, ты плохо представляешь себе, в какую историю влип, но сейчас мне ясен весь размах аферы, и я в ужасе. Ты ведь понимаешь, что тот несчастный случай на обратном пути вовсе не был случайным. Я лишь недавно узнала о нем. Могу только догадываться, кто приложил к этому руку, и боюсь, как бы и со мной что-нибудь не стряслось.

Бумажку с интересующим вас планом я спрятала так, что ее вряд ли найдут. Я буду молчать, но и помогать вам не собираюсь. Ты меня удивил, это так на тебя непохоже, а мне казалось, что за годы нашей дружбы я тебя достаточно изучила. Видно, ошиблась, а жаль. Надеюсь, что финансовый ущерб…»

На этом письмо обрывалось. Смахивало на то, что оно почему-то никогда не было закончено и отослано, а может, мне попался черновик. Внизу стояли пометки все тем же оранжевым фломастером.

Записаны были имена одно под другим: Лаура, Акс. П., Пет. О., Л. К. А дальше, чуть в сторонке, – Иоанна и Михал. И завершался этот список несколькими вопросительными и восклицательными знаками.

Последние имена меня как громом поразили. Вот те раз! Алиция нас подозревала!

Я смотрела и глазам своим не верила, потрясенная до глубины души. Наконец в моей замороченной голове словно молния сверкнула. Она нас подозревала… Ну как же! Должна была знать о наших вылазках в Шарлоттенлунд. Может, не столько подозревала, сколько беспокоилась, как бы мы не впутались в сомнительные делишки, если уже не впутаны! Боже милостивый, Алиция, настоящий верный друг, позволила мне самой разобраться в этой афере таким манером, чтобы мы с Михалом себе не навредили! Даже после смерти опекала нас.

Долго я сидела, терзаясь мрачными мыслями, еще немного, и пришла бы к выводу, что это я виновата в ее гибели. Так или иначе, Алицию не воскресить. Тем более мне надо довести дело до конца!

Перед тем как приступить к очередному умственному подвигу, я решила отпустить на волю Норвежца, который к тому времени переключился на французские журналы по архитектуре и рассматривал их с живейшим интересом.

– Теперь можно будет снять квартиру в Париже, – мечтательно сказал он. Все мои треволнения каким-то чудом его вовсе не коснулись.

Заверив меня, что я и впредь могу на него рассчитывать, он оставил свой адрес и телефон и умчался разве что не приплясывая.

А мне было не до веселья и даже не до сна. Я закрыла за ним двери на все возможные засовы и снова погрузилась в размышления.

Последнее письмо Алиции могло предназначаться только одному человеку: Лешеку Кшижановскому. Его участие в афере не вызывало никаких сомнений, как и участие Лауры. После смерти тетки – Алиция тогда уже вернулась в Польшу – отпала одна из причин ее молчания.

Теперь ее удерживала лишь давняя дружба с Лешеком, остатки прежних чувств к экс-возлюбленному и – вот уж парадокс! – тревога за меня. Если добавить к этому вполне понятный страх за свою жизнь, то странно еще, как она вообще не свихнулась!

Мне предстояло обдумать две версии. По одной, Лешек каким-то образом смог выйти из игры и его персона уже не была для Алиции сдерживающим фактором, соответственно возросло беспокойство Лауры и ее сообщников. Алиции оставалось лишь объясниться со мной, и ничто бы уже не помешало ей нарушить обет молчания. По другой версии, Алиция все-таки обнаружила перед давним другом некоторую осведомленность и тот, боясь за свою шкуру, заставил ее умолкнуть навеки.

Первый вариант меня устраивал больше. Я знала Лешека, с большим трудом, но все-таки могла представить его в роли контрабандиста, каждый сходит с ума по-своему, – может, ему наскучило просто так бороздить моря, захотелось острых ощущений, но что-что, а роль убийцы подходила Лешеку как корове седло. Да еще убийцы матерого, ведь тот тип на яхте сам по себе в воду не свалился. Это уж ни в какие ворота не лезет! До сорока лет слыть рыцарем без страха и упрека, чтобы потом в одночасье обернуться отъявленным убийцей!

А впрочем, чего только на свете не бывает, полностью исключить такой вариант нельзя…