Кривой домишко

— Но не буду морочить тебе голову вопросами наследственности. Все это не так легко и просто. Нет, мой мальчик, тебе следует отправиться в Суинли-Дин и заставить их говорить. Твоя София права в одном: и тебе, и ей нужна только правда. Ты должен докопаться до истины.

— И повнимательней с ребенком, — добавил отец, когда я уже выходил из кабинета.

— С Джозефиной? Ты имеешь в виду не посвящать ее в свои планы?

— Нет, не это. Я имею в виду — присматривай за ней. Мы не хотим, чтобы с ней что-нибудь случилось.

Я молча уставилась на отца.

— Ну-ну, Чарлз. Один из живущих в этом доме — хладнокровный убийца. А маленькая Джозефина, похоже, знает о происходящих в семействе событиях лучше всех. Она, безусловно, была осведомлена о делах Роджера — пусть ее вывод о растрате и оказался ошибочным. Но ее показания по поводу подслушанного абсолютно соответствуют истине. Да-да. Показания ребенка — всегда самые надежные показания. Им всегда можно доверять. Не в суде, конечно. Дети терпеть не могут прямых вопросов, они начинают мямлить или глядят тупыми глазами и говорят, что ничего не знают. Лучше всего, когда они похваляются, как похвалялась вчера перед тобой эта девочка. И таким образом из нее можно вытянуть очень многое. Главное — не задавать ей никаких вопросов. Притворись, что ты уверен в полной ее неосведомленности в домашних делах. Это раззадорит ее.

Отец помолчал и добавил:

— Но присматривай за ней. Она может знать несколько больше, чем требуется для полной ее безопасности.

Глава 13

Я отправился в «кривой домишко» (так я мысленно окрестил особняк Леонидисов) с легким чувством вины. Хоть я и рассказал инспектору Тавернеру о показаниях Джозефины относительно Роджера, но умолчал о ее заявлении насчет того, что Бренда и Лоуренс Браун состоят в любовной переписке.

Я пытался убедить себя: это чистой воды выдумка, верить которой нет никаких оснований. Но в действительности я просто чувствовал странное нежелание помогать сбору дополнительных улик против Бренды Леонидис. Мне было жаль бедную женщину, окруженную решительно настроенными против нее людьми. Если эти письма и существуют, несомненно Тавернер со своими мирмидонами их рано или поздно найдет. Мне же не нравилась роль человека, бросающего очередное подозрение на оказавшуюся в трудном положении женщину. Более того, она ведь торжественно поклялась мне: между ней и Лоуренсом ничего такого нет, и я был склонен больше верить ей, чем этому зловредному гномику Джозефине. И разве Бренда сама не сказала, что у Джозефины очень даже «все дома».

Я вспомнил умное выражение круглых блестящих глазок девочки и отогнал прочь неприятную мысль о том, что у Джозефины очень даже «все дома».

Я позвонил Софии и спросил, можно ли мне снова прийти к ним.

— Пожалуйста, Чарлз.

— Как у вас дела?

— Не знаю. Вроде все в порядке. Полицейские продолжают осматривать дом. Чего они ищут?

— Понятия не имею.

— Мы все начинаем нервничать. Приезжай поскорей. Я просто сойду с ума, если не поговорю с кем-нибудь.

Я сказал, что выхожу немедленно. Когда я подъехал к парадному входу дома, вокруг никого не было видно. Я заплатил таксисту, и машина уехала. Я заколебался, соображая, позвонить ли мне или войти без звонка. Дверь была открыта.

В это время за моей спиной раздался легкий шум. Я резко обернулся. В проеме живой изгороди стояла Джозефина и пристально смотрела на меня: лицо девочки было частично скрыто огромным яблоком.

Встретившись со мной взглядом, она отвернулась.

— Привет, Джозефина.

Ничего не ответив, девочка исчезла за изгородью. Я пересек дорожку и последовал за ней. Она сидела на неудобной деревянной скамье декоративного пруда, болтая ногами и сосредоточенно вгрызаясь в яблоко, поверх сферической розовой поверхности которого ее глаза наблюдали за мной мрачно и как будто враждебно.

— Я снова приехал, Джозефина, — сказал я.

Это было никудышное начало, но молчание Джозефины и ее немигающий взгляд несколько обескуражили меня.

Продемонстрировав великолепное стратегическое чутье, девочка продолжала молчать.

— Вкусное яблоко? — спросил я.

На этот раз Джозефина решила снизойти до ответа. Последний состоял из одного слова:

— Червивое.

— Жаль, — сказал я. — Я не люблю червивые яблоки.

— Никто не любит, — презрительно заметила Джозефина.

— Почему ты не ответила мне, когда я поздоровался?

— Не хотела.

— Почему?

Джозефина отняла яблоко от лица, дабы обеспечить большую четкость произношения.

— Вы пошли и нафискалили полиции.

— О! — Я несколько растерялся. — Ты имеешь в виду… О…

— О дяде Роджере.

— Но, Джозефина, уже все в порядке — поспешно заверил я ее. — Все в полном порядке. Полицейские знают, что он не сделал ничего плохого… Джозефина метнула на меня злобный взгляд.

— Как вы глупы!

— Но почему?

— Я беспокоюсь вовсе не о дяде Роджере. Просто следственную работу нельзя вести таким образом. Разве вы не знаете, что полицейским ничего нельзя рассказывать до самого последнего момента?

— О, понимаю, — сказал я. — Я виноват. Я действительно очень виноват. — Естественно. — И добавила укоризненно: — А я вам верила.