Кривой дом

— Да. Видишь ли, совершив убийство, человек становится страшно одиноким. Ему хочется рассказать кому-нибудь о том, что произошло, но он не может себе это позволить. Поэтому, если он не может говорить о том, как убил, то, по крайней мере, может обсуждать убийство чисто теоретически и так далее.

Если бы я был на твоем месте, я бы учел это. Поезжай туда, побудь с ними и заставь их говорить. Конечно, это совсем не просто. Виноваты они или нет, каждый будет рад возможности высказаться, потому что тебе они могут сказать то, что побоятся сказать друг другу. Но, возможно, ты сумеешь заметить разницу.

Человек, который что-то скрывает, вообще не может позволить себе много говорить. Те, кто во время войны работали в разведке, хорошо это знали. Если ты окажешься в руках врага, можешь назвать свое имя, звание, номер — и ни слова больше. Люди, которые пытались дать ложную информацию, всегда делали ошибки и попадались. Слушай, что они говорят, и следи.

Я рассказал, как Софья говорила о безжалостности членов семьи в разных ее проявлениях. Это его заинтересовало.

— Да, твоя барышня права. В большинстве семей есть какой-нибудь дефект, какая-то слабость или даже порок. Хорошо, если что-нибудь одно. А теперь представь себе, что кто-то из потомков унаследовал безжалостность Хэвилендов и беззастенчивость в достижении целей Леонидасов. Адская смесь!

Но я бы не ломал голову над вопросами наследственности. Это слишком сложно. Поезжай туда, мой мальчик, и дай им возможность общаться с тобой. Твоя Софья права в одном отношении. Вам обоим нужна только правда. И позаботься о ребенке.

— Жозефине? Ты имеешь в виду, что она не должна догадываться о моих наблюдениях?

— Нет, не это. Последи за ней, позаботься о том, чтобы с ней ничего не случилось.

Я с удивлением уставился на него.

— Ну как ты не понимаешь, Чарльз? В доме убийца. А Жозефина знает больше, чем надо.

— Да, вот про Роджера она же все правильно рассказала.

— Я всегда доверяю показаниям детей. Но на суде они никуда не годятся. Плохо отвечают и теряются, бормочут что-то невнятное. И ужасно любят пускать пыль в глаза. Жозефина это и делала. Не задавай ей вопросов, притворись, что ты не веришь в ее осведомленность. Это заставит ее говорить. Позаботься о ней. Она может кому-то помешать.

Глава 13

Я поехал в «Кривой дом» (как я мысленно называл его), чувствуя себя виноватым. Я передал Тавернеру все, что узнал от Жозефины о Роджере, а про любовные письма Бренды и Лоуренса умолчал. Я убеждал себя, что Жозефина все придумала, но мне просто не хотелось быть источником доказательств виновности Бренды. Ее одиночество в доме, враждебность окружающих заставили меня встать на сторону Бренды. Если эти письма существуют, Тавернер и его люди разыщут их. Кроме того, она торжественно заверила меня, что между нею и Лоуренсом нет недозволенных отношений, и я склонен был скорее верить ей, чем злобному гномику Жозефине. Разве не сама Бренда говорила, что у Жозефины «не все дома»? Но, вспомнив ее черные умненькие глаза, я подумал, что, к сожалению, у Жозефины «все дома» и, по-видимому, она говорила правду.

Я позвонил Софье и попросил разрешения приехать,

— Пожалуйста, приезжайте, Чарльз.

— Как дела?

— Не знаю. Хорошо. Все еще обыскивают дом. Что они ищут?

— Понятия не имею.

— Мы все очень нервничаем. Приезжайте как можно скорее. Я, наверное, сойду с ума, если не поговорю с кем-нибудь.

Я сказал, что выезжаю.

Около дома никого не было. Дверь была открыта. Пока я раздумывал, войти мне или позвонить, услышал за спиной легкое движение. Я быстро повернулся. У тисовой изгороди стояла Жозефина и наблюдала за мной. Ее лицо было наполовину скрыто огромным яблоком» Увидев, что я заметил ее, она отвернулась.

— Здравствуй, Жозефина.

Она не ответила и исчезла за изгородью. Я последовал за ней. Девочка сидела на каменной лестнице у пруда с золотыми рыбками, болтала ногами и ела яблоко, Она посмотрела на меня со злостью.

— Я опять приехал, Жозефина.

Это было не очень удачное начало разговора, но ее молчание и немигающий взгляд действовали мне на нервы.

С отличным чувством стратегии она продолжала молчать.

— Хорошее яблоко?

На этот раз она снизошла до ответа,

— Безвкусное.

— Жаль, я не люблю безвкусных яблок.

— Никто не любит.

— Почему ты не поздоровалась со мной?

— Не хочу.

 — Почему?

— Вы донесли полиции.

— Ты говоришь о...

— О дяде Роджере.

— Но все выяснилось. Все в порядке. Полиция теперь знает, что он не сделал ничего дурного,— я хочу сказать, он не присваивал чужих денег.

Жозефина бросила на меня презрительный взгляд,

— Какой вы глупый!

— Очень сожалею об этом.

— Я ничуть не беспокоилась о дяде Роджере. Просто настоящие сыщики так не поступают. Разве вы не знаете, что полиция не должна ни о чем догадываться до самого последнего момента?

— Понимаю. Извини, Жозефина. Я не должен был рассказывать.

— Вы плохо поступили. Я доверилась вам.

Я извинился в третий раз. Жозефина немного смягчилась и опять принялась за яблоко.

— Но полиция все равно узнала бы: мы не смогли бы сохранить этот секрет.

— Потому что дядя Роджер объявит себя банкротом?