— С плитами погодим, данных у нас маловато. Остановимся на трех элементах. Докажем, что применение их приносит прямой ущерб, что с ростом объемов строительства этот ущерб будет возрастать. Если мы докажем это малое, мы добьемся главного — критического отношения к огульному применению сборного железобетона во имя идеи индустриализации строительства. Не удастся нам это сделать на примере трех элементов, будем работать дальше. Плиты возьмем, панели, прогоны… В общем, ручки вверх не поднимем, так что на хорошую жизнь, Утехин, не надейся.
— А что такое хорошая жизнь, Николай Павлович? Задрать ноги и чтобы в рот вареники падали? Что такое хорошая жизнь?
— Это понятие, Леша, философское, — на сей раз Жебелев уклонился от ответа. — Ты вот над чем поработай… Изучи и обоснуй, что расход арматурной стали при изготовлении железобетонных конструкций такой, что затраченного металла вполне хватило бы на металлические колонны.
— Вот это будет камуфлет, — воодушевился Лешка. — Я и сам такую мыслишку в уме держал… Я и сам…
— Ладно… Сам с усам, — Жебелев уселся за стол, проворно рассортировал содержимое черной папки и подал Лешке кучу бумаг. — Держи, твоя часть. С ребятами разделишь, как найдешь нужным. Никакой таинственности не устраивать, но чтобы лишней болтовни по коридорам не было… Инну Александровну предупредите.
Инна Замараева за счет неиспользованного обеденного перерыва собиралась на примерку в ателье. Инна шила третью шубу. Кошка под котик, воротник из смушки под натуральный серый каракуль, большой запах без пуговиц, длина — выше колен. На третью шубу возлагались далеко идущие планы, и примерку нельзя было откладывать.
Но уйти Инне не удалось. В комнату ввалился Лешка Утехин. В руке его была стиснута пачка бумаг, глаза возбужденно сверкали, волосы растрепались, и на щеках горел неестественный румянец.
Лешка одним духом выпалил потрясающую новость о битве за научную истину, которую решил дать шеф. Изложив существо дела, Лешка не забыл упомянуть и о Джордано Бруно, сожженном за истину.
— Теперь на электрическом стуле поджаривают, — уточнил Славка, как раз штудирующий раздел истории современного общества. — Прогресс цивилизации.
— Так уж и поджаривают, — возразила Инна, глубоко убежденная, что для некоторых натур человечество никогда не найдет способ уничтожения. — Надо еще уметь руки связать…
— Захотят, Инночка, и тебе руки свяжут, — сказал Славка. — Человечество — это сила… Синильную кислоту еще теперь дают пить… С самолетов без парашюта сбрасывают…
— Помолчи, Славик, — попросил Лешка. — Что ты патологию разводишь? Дела есть. Шеф в связи с этим подкинул нам впечатляющую работенку. Вызываются добровольцы!
— Давай мне, без трепу сделаю для такого случая, — откликнулся Славка и сунул учебник истории в нижний ящик стола. — Что считать?
— Может, ребята, завтра начнем? — умоляюще сказала Инна. — Мне на примерку надо.
— Третья шуба, — уточнил Курочкин. — Пример мещанства и политической несознательности… Корыстные интересы превалируют над общественными. Это, между прочим, прямой результат систематических пропусков занятий кружка текущей политики… А ты, Розалия?
Старший экономист Строкина, отличавшаяся трудолюбием и добросовестностью, еще не отказавшаяся от выполнения ни одного задания, на сей раз слегка побледнела и покрутила головой, словно воротник вдруг стал тесен для ее сдобной шеи. Затем глаза ее убежали куда-то в угол. Она сказала, что у нее сейчас очень много срочной плановой работы. Вот через недельку она сумеет выкроить немного времени, тогда возьмется. Сейчас никак не может.
— Ясное дело… Трухаешь, — раздельно и отчетливо сказал Славка. — Трухаешь, как мокрая курица.
Строкина вскинула голову, намереваясь оправдаться, но Славка остановил ее.
— Не надо слов… Причина ясна — ты единственная опора в многочисленном семействе. Если посадят на электрический стул, малолетние дети останутся без кормильца…
— Давай, что мне считать, — решительно сказала Инна и шагнула к Лешке.
На примерку надо было бежать позарез. Но и ради третьей шубы Инна не хотела, чтобы о ней на мгновение подумали так, как она подумала о Розалии. Поэтому Инна Александровна героически задержалась в секторе, пока Лешка не распределил работу.
— Неправильно, между прочим, формулируете, Алексей Федорович, — оторвался от картотеки старший научный сотрудник Восьмаков. — Надо говорить «строительные и монтажные работы», а «не строительно тире монтажные работы».
— Это почему же? — насторожился Лешка. — Везде пишут «строительно тире монтажные».
— Неправильно пишут, — спокойно отпарировал Восьмаков. — Это две разновидности работы. Объединять их через тире нелепо. Это, извините, все равно как говорить «брюки тире пиджак».
— «Папиросо тире сигарета», — ехидно откликнулся старший техник-лаборант, у которого были перманентные теоретические разногласия с Петром Петровичем.