Крюк. Лабиринт

Питер опять трусил по тропинке в Весну, довольный, что миновал Зиму, и направлялся дальше в Лето. Он задыхался, у него горели ноги, болели мышцы, а все его тело пыхтело, сотрясалось, и в общем и целом, отказывалось повиноваться в ответ на те муки, на которые было обречено. Тинк сидела у него на плече, и хотя никуда не собиралась ехать, все же испытывала наслаждение от этой скачки. Рядом с ним, окружив его кольцом, бежали верные ему Потерянные Мальчики. Они подгоняли и подбадривали его, пели и танцевали. Их шаги были раза в три меньше, чем его, поэтому им требовалось делать гораздо больше движений, чтобы покрыть то же расстояние, но зато в них было по меньшей мере вдвое больше энергии.

Ах, если бы стать двенадцатилетним — хотя бы на одно утро!

Он тащился, подобно слону через заросли диких цветов с их сладким, пьянящим на теплом воздухе ароматом. Кругом теперь буйствовала Весна. Она начиналась прямо под Деревом Никогда и тянулась дальше к лагуне. А он бегал и бегал вокруг дерева, из одного времени года в другое. Это были настоящие, не поддельные времена года: Лето, Осень, Зима, Весна. Вначале он не мог поверить в это — все времена года сгруппированы около одного-единственного дерева, размеры которого, разумеется, все равно не имеют никакого значения. Это было неправдоподобно. В это невозможно было поверить. Но как бы то ни было, все обстояло именно так. Ему потребовалось обежать вокруг дерева дюжину раз, чтобы убедиться в том, что это не мираж. Ему пришлось двенадцать раз шлепать по зимнему снегу, трусить по весенними цветам, топать по летним травам и бежать (ну, почти бежать) по осенним краскам. Но в конце концов он понял, что с ним происходило. Поэтому-то после всего, что он видел здесь, это показалось ему не более сумасбродным, чем все остальное. И вряд ли теперь было время для придирок и привередничания.

Пот стекал у него со лба и бежал дальше по лицу. Он облизывал губы. Как только он покинул Весну, пробежал мимо лагуны и вступил в Лето, стало припекать еще больше.

Он бы отдал все за банку холодного пива!

— Ты должен тренироваться! В дождь! Должен бегать! На солнце! И в снег! В десять градусов мороза!

— Подтянись! Похудей! Постройней! И ты победишь!

Это маленькая команда его защитников выкрикивала ему со всех сторон, подталкивая его сзади, таща его за собой вперед и вперед, ведя его из одного времени года в другое.

Остальные Потерянные Мальчики во главе с Руфио собрались вокруг Дерева Никогда и наблюдали за ними. Они катались по земле от смеха и всякий раз, когда Питер пробегал мимо них, бросали в его адрес колкости (которые на самом деле отражали правду).

— Эй, увалень, догони автобус! — кричал Руфио, поддерживаемый со всех сторон взрывом смеха.

— Эй, в такой шкуре поместится еще кто-нибудь из вас! — надрывался другой.

Питер продолжал свое дело, стараясь не замечать их, вполне сознавая тот факт, что он и на самом деле выглядит забавно. Он продолжал бегать, потому что просто не знал, что еще можно делать в подобной ситуации. Если бы была хоть малейшая вероятность того, что Тинк была права и что таким способом можно освободить Джека и Мэгги от капитана Хука!..

Он на мгновение закрыл глаза, представляя все это, и побежал в Осень с ее ковром осыпавшихся листьев, где он все время хоть один раз, но обязательно падал, а потом в Зиму с любопытными пингвинами, потом снова в Весну и так далее.

Когда ему наконец разрешили остановиться, он был где-то между Весной, Летом и смертельной усталостью. Не позволяя ему отдохнуть, Тинк спешно направила его к самодельным спортивным снарядам, сооруженным Потерянными Мальчиками. Старая одежда на Питере была уже изодрана в клочья. На нем висели жалкие остатки рубашки и смокинга. Жилет вообще куда-то исчез. А туфли сильно стоптались и запылились.

Тинк отправила его к перекладине, висевшей на веревках, которую с другой стороны уравновешивала корзина, в которой сидели мальчики. Поначалу там были только самые легкие, Ту Смолл и Лэтчбой, потом стали подсаживаться те, что покрупнее. Когда и этого стало недостаточно, туда начали подсыпать камни. Питер тянул перекладину вниз, но преуспел в этом упражнении не за счет силы мускулов, а за счет собственного веса. После дюжины попыток он оставил это занятие.

Оттуда его перевели к другому тренажеру. Веревка, привязанная к перекладине, фиксировалась на его лодыжках и затем тянулась к прочным плетям ядовитого плюща, спускавшимся прямо к лицу Питера. С помощью этой установки он должен был качать пресс, поднимая и опуская ноги. Но все его попытки хоть немного оторвать ноги от земли были абсолютно безуспешными. Питер хрюкал и натягивал веревку, но мышцы его живота были дряблыми, и он напрасно обливался потом. Если бы Тад Батт не удержал вовремя веревку, плющ свалился бы Питеру прямо на лицо.

Питер, отдуваясь, поплелся дальше. Жалкий и несчастный, он смотрел на своих соратников. «Знаю, я в отвратительной форме. Знаю, я старый и жирный. Знаю, что мне уже сорок. Я все это понимаю, — думал он. — Но как все эти ухищрения могут помочь мне вызволить детей?»