Крюк. Лабиринт

— хитрая царь-рыба, ужа-а-асная барракуда, самый неряшливый неряха на семи морях и самый утонченный франт, человек, такой глубокий, что почти неизмеримый, и такой быстрый, что даже засыпает в один момент! Вот он, наш разящий луч со стальной рукой — капитан Джеймс Хук!

Пират по имени Тиклс с бешенной силой задул в концертино. В это время грохнули пушки, и пиратская команда заорала с еще большим воодушевлением.

За спиной Сми распахнулась дверь капитанской каюты, и на пороге ее появился гнусный Джеймс Хук.

Внешностью он походил на свой корабль, такой же тощий, угловатый и весьма зловещий, начиная от резко очерченного носа и кончая остроконечными мысами ботинок. Камзол капитана был сшит из черной и красной материи и отделан золотым галуном. Через плечо была перекинута лента с золотистой бахромой, на которой висела сабля. Довершал экипировку воротник из белых гофрированных кружев. Угловатое лицо капитана напоминало нос судна, разрезающий белую морскую пену. Его черные вьющиеся волосы спускались к плечам подобно такелажу¹⁰ с мачты. Капитанская треуголка была с широкими полями и выглядела точно так же, как леер на корме его собственного корабля. Не доставало только змей на углах. Но этот дефицит злобности на шляпе как бы то ни было с лихвой покрывался выражением лица самого ее обладателя. Оно было жестоким и безжалостным. При этом он еще презрительно ухмылялся. Усы у него закручивались, как гадюки, а глаза могли своим взглядом заморозить птицу на лету. Теперь его наводившая страх фигура возвышалась перед буйной бандой разбойников.

Левой руки у него не было, и к культе был прикреплен ужасающий крюк, благодаря которому он и был так знаменит, заостренный конец крюка поблескивал на солнце.

Когда он оглядывал толпу, на лице его неизменно играла презрительная улыбка. Он снисходительно поднял правую руку в кружевах по краю рукава в знак того, что принимает их восхищение.

— Посмотрите, как они обожают вас, сэр! — внушал ему сияющий Сми.

Губа Хука искривилась, и он процедил сквозь зубы:

— Отребье... как я презираю их.

Перед ним стояли две сотни бугаев, и ни один из них не мог читать хотя бы на уровне второклассника. Только один или двое смогли бы отличить вилку от ложки, и можно было по пальцам одной руки пересчитать всех, кто умел считать до десяти. Это было отвратительно.

Хук вздохнул. Как бы то ни было, они были его подчиненными.

— Джентльмены! — выкрикнул он. — Вы невежи, вас надо пороть, извините, вы — мешки с дерьмом!

Его команда приветствовала такую «похвалу» бурей восторга.

Коготь Хука рассек воздух.

— Месть... — тут же воцарилась тишина, — вот-вот осуществится. Я, так сказать, поймал на крючок, деток моей рыбки. Отродья Питера Пэна выведут его на меня. Наконец-то, я отделаюсь от этого негодяя, который отрезал мне руку и ... — тут он совсем понизил голос — и бросил ее крокодилу.

Он подавился последними словами и не мог больше продолжать речь. Сми быстро пришел ему на помощь.

— И кто это убил того коварного крокодила? — подогревал он толпу.

— Хук! Хук! Хук! — как один заревели пираты.

— И кто заткнул ему пасть и остановил его часы?

— Кто обошел вокруг света, чтобы сцапать детей Пэна, и всю дорогу в Англию шел неизвестными местами, подвергая себя неизведанным опастностям?

— Хук! Хук! Хук!

Капитан достаточно пришел в себя, чтобы понять, что Сми узурпировал его речь. Он грубо схватил его за воротник и оттолкнул в сторону.

— Это — мое шоу, Сми, — прошипел он. — Пошел вон. Он опять повернулся к своей аудитории, и его взгляд потемнел.

— Итак, кто из вас сомневается во мне?

Разыгравшаяся толпа с трудом утихомирилась.

— Так, — сказал он. — Сомневающийся где-то там. Где он? Кто среди нас не принадлежит нам? Здесь кто -то чужой.

Он пробежал глазами по их испуганным лицам.

— Чужой среди своих! Его надо вырвать с корнем, как сорняк!

Наступила страшная тишина. Все пираты замерли на своих местах, боясь повести бровью или щелкнуть хлыстом. Ни один из них не хотел теперь привлечь к себе внимания. В такой тишине можно было услышать звук упавшей булавки.

И вдруг именно это и произошло. Один пират, достаточно глупый для того, чтобы в такой момент начать вытирать испарину на лбу, обронил серебряную булавку для галстука, которая была пришпилена к его шляпе, и она покатилась по палубе.

Цзынь!

Все глаза обратились к несчастному.

Хук разозлился. Он стал опускать лестницу с юта и вдруг остановился, совершенно разъяренный, уставившись на Сми.

— Где мой ковер, Сми?

Сми глотнул слюну:

— Извините, капитан. Извините, ваша милость. — Он многозначительно замер. Загремели и заскрипели какие -то механизмы, и лестница развернулась, уже покрытая красным ковром. Хук улыбнулся и стал спускаться. Он поднял свой длинный палец и указал им куда-то в толпу:

— Ты! Ты, сэр, ты!

Каждый пират старался скрыться за деревянными деталями корабля.