Критика нечистого разума

Собственно, пафос Ницше сводим к тому же — «правды нет и выше». Точка есть, она тебе и правда. В некоем смысле, это лишь радикализация христианства, начавшего с того, что правды нет в твоей земной родине. С этим картина мира утрачивает невинность. Люди начинают смотреть критически, лишая мироздание невинности слой за слоем. Дальше — больше.

Нестрашный суд

В случае оценки сословия, социальный группы — судить надо по худшим типовым представителям. Именно по худшим, именно по типовым. «Каковы минимальные требования, чтобы быть одним из вас?». Максимальные требования человек предъявляет сам к себе, сословие ставит именно кандидатский минимум.

То есть о милиции надо судить не по хорошим людям, кои там безусловно есть, а по худшим типовым ментам в отделениях, о журналистском цехе — по уровню допустимой бездарности, о кафедре — по худшим преподам, и т. д. По людоеду, где бы он не оказался, судить нельзя. Людоед в нашем обществе пока еще явление единичное.

Еще раз: более всего репрезентативны — худшие 20–30 % процентов. Депутатов, милиционеров, врачей, учителей. Например, почти уверен, что если бы интеллект и реальная образованность у меня остались на уровне моих 17 лет, но была бы мотивация, усидчивость, трудоспособность — я мог бы стать в РФ доктором наук, к примеру, философских или еще каких-то гуманитарных. Там есть люди, не разумнее меня-дурака-тогдашнего, не все, конечно, но много.

Судить о человеке имеет смысл, наоборот, по лучшему, по пиковым показателям. «По тому, где он есть, а не потому, где его нет». Не стоит упрекать филолога в том, что он не починит кран, а сантехника в том, что он не читает книг, нельзя судить по слабости (если эта слабость не преступление). Не так важно, если наш гипотетический подсудимый — наркоман, истерик, импотент, хромой, необразованный и т. д. Это все придирки и ловля блох. Правильная формула: «скажи, где твое — и кто ты в своем». Все слабы, так или иначе. И по своему худшему все равны. Но может, кто-то силен и хорош хоть в чем-то?

Террор по вкусу

Предел левого террора: «найти 10 % лучшего населения, взять и убить». Предел правого террора совсем иной: «выявить 90 % худшего населения и выморить». Везде, где радикально левого или радикально правого не связывают внешние обстоятельства, он методично стремится к этой цели.

«Жизнь все хуже, но жить все лучше»

У Жванецкого была фраза о сравнении времен советских и постсоветских: «жизнь стала лучше, но жить стало хуже». Не знаю, что именно он имел ввиду, а бы сказал ровно наоборот. «Жить стало лучше, а жизнь стала хуже». Самое простое тут объяснение. Кому жить стало лучше? Давайте предположим, что человек выполнил свою часть социального контракта, ухитрился получить какое-то реальное образование, и при этом не подсесть на жесточайший невроз, давайте назовем его «правильный человек» — вот такому, как правило, стало легче. Исключения есть, но в целом — больше возможностей, меньше ограничений. Деньги, если есть сильная мотивация к их добыче, валяются под ногами. Бытовой свободы до хрена. А что значит — жизнь стала хуже? А то, что стать таким вот «правильным человеком» сложнее. Поясняя на примере: стало проще достать хорошую книжку и нужную информацию, но меньше — нуждающихся в такой книге и в такой информации. Как вздыхают писатели «нам бы того читателя, что был в 1985 году». Такого читателя стало меньше, но такому читателю стало проще — такая вот метаморфоза.

Логика секса

Если безусловно следовать Эросу, довольно быстро заходишь в зону Танатоса, либертин маркиз де Сад это хорошо понимал. Понимал и христианин Честертон, у него, кажется, было про то, что чувственность, стоит ей уступить, быстро заполняет собой все, и не сказать, чтобы это было торжество жизни.

Так, почти невозможно для человека долговременное честное пьянство (образ жизни вокруг некоего развлечения), оно перерастает в алкоголизм (образ жизни вокруг некоей болезни). Когда не перерастает? При двух условиях: во-первых, если человек богатырь, во-вторых, если его пьянство было осторожным, эпизодическим, далеко не главным в жизни, как представлялось.

Грубо говоря, человек, помешанный на ебле столь же искренне, как пьянице на этиловом спирте — как бы это сказать? — пьяница сопьется, а наш персонаж съебется? Мы сейчас элиминируем «любовь», то есть весь смысл, получаемый от индивидуализации, контекста и прочее. Мы о некоем чистом сексе, поставленном в центр жизни.