Кристмас

– Наверх, быстро! – рявкнул Андрей. Взвалив на плечи истекающего кровью брата, он потащил его на второй этаж.

Они заперлись в одной из комнат, где был наиболее крепкий замок. Борис немного пришел в себя, хотя кровь хлестала из отрубленных конечностей, как из лопнувшего крана.

– Жгут. Подайте жгут, – с мукой выдавил он, тщетно пытаясь разорвать свой халат слабеющими руками.

Бывший участковый сорвал с этнографа бороду Деда Мороза и разделил ее на две части. Перекрутив их, он наложил тугие повязки на культяпки доктора. Кровь нехотя остановилась.

Бакунин все еще оставался голым, и Бор, сжалившись, кинул ему свою шубу Деда Мороза.

– Как вы думаете, оно сможет сломать дверь? – дрожащим голосом спросила Женя.

– Может быть, – мрачно сказал бывший участковый. Снизу донесся глухой стук.

Бывший участковый усадил доктора на кровать и сказал:

– Сейчас я заведу машину, и поедем в больницу. Ты не протянешь долго.

Борис отрицательно покачал головой и прохрипел:

– Не надо. Нужно… поговорить.

Женя между тем успела набросить какой-то старый халат, поверх которого красовалась куртка Максима. Бакунин дрожащими пальцами застегивал шубу Деда Мороза. Алексеева примостилась на стуле, остальные стояли.

– Дай аптечку и коньяк, – выдохнул патологоанатом, обращаясь к брату.

Тот молча встал, сходил к шкафу и принес коробочку с красным крестом на крышке, после чего подкатил к дивану сервировочный столик с бутылкой недопитой «России».

Аникеев-старший вытащил из аптечки ампулы, одноразовые шприцы и сделал себе два укола обезболивающего. Мутные от боли и страдания глаза патологоанатома постепенно прояснились. Он взял со столика коньяк, откупорил и выпил прямо из горлышка до дна. Потом швырнул пустую бутылку на пол.

– Finita la commedia[9] – произнес доктор неожиданно звонко и приказал брату: – Прикати коляску!

Бывший участковый, казалось, не слышал, что ему говорят, и сидел, отрешенно глядя в одну точку.

– Кому сказал, прикати коляску! – повысил голос Борис.

Андрей встал, как робот, поворачиваясь всем телом, прошел в угол комнаты и выкатил из-за шкафа коляску. Улыбаясь дьявольской улыбкой, доктор перебрался в нее.

– Вот теперь я настоящий инвалид! И притворяться больше не нужно.

Неожиданно он закатил глаза и начал падать. Брат рванулся и поддержал его. Борис встрепенулся, посмотрел осмысленно и слабо усмехнулся белеющими губами:

– Крови много потерял, поэтому и голова кружится. Ничего, часа два-три протяну.

Бывший участковый опять вскочил:

– Я завожу машину!

– Поздно пить боржоми, когда почки на полу, – махнул рукой бывший патологоанатом, – лучше послушайте меня все внимательно.

Удары внизу продолжались.

– Значит, легенда не врала. Как там его называли? Идол Смерти, так, Бор? Скажите спасибо дяде Боре за представление, в кино такого не увидишь. Ученые всего мира от зависти бы умерли… А может, и не от зависти, но умерли бы точно! – Было видно, что каждое слово дается мужчине с большим трудом.

– Я предупреждал, – заметил с каким-то тупым безразличием этнограф. Он сорвал с подушки засаленную наволочку и сидел, прижав ее к изуродованному лицу. Вскоре она стала красной от крови.

– Кстати, где крест? – спросил он.

– При чем тут крест? – поморщился Сергей.

– Он не должен покидать пределы этого места, – пояснил Бор, вытирая с лица сочившуюся кровь. – Иначе последствия будут непредсказуемы.