Когда Бакунин вошел в конюшню, то его встретила непривычная тишина. Обычно фыркающая лошадь молчала. Он щелкнул выключателем, но свет не зажегся. Пахло навозом и сырой древесиной. Сергей крутанул колесико зажигалки, и огонек, прежде чем погаснуть, высветил лежащую на боку кобылу. Гулко хлопнули ворота, и в конюшне воцарился полный мрак. Зажигалка отказывалась загораться, высекая из себя лишь крохотные искры. Бакунин почувствовал, что здесь кто-то есть. Он сделал шаг в сторону и попытался осмотреться. Густая, почти осязаемая темнота подступала со всех сторон, завораживая могильным холодом. В дальнем конце двора послышался какой-то шум, но он скорее обрадовал, чем испугал. Какая-то жизнь существовала рядом с ним, искусственно замурованным в этом грязном стойле.
«Ружье», – шепнул ему внутренний голос.
Сергей немного оживился: действительно, где-то здесь должно быть ружье! Они занесли его с Сашкой с повозки сюда, чтобы на него не падал снег. Он присмотрелся и крадучись пошел вдоль стенки к воротам. Наконец ладонь легла на приятно холодящую сталь. Лишь бы были патроны! Бакунин передернул затвор, и громкий щелчок прозвучал вызовом тому, кто попытался бы с ним разделаться.
–
Однако за спиной никого не было. Намереваясь проверить исправность ружья, Бакунин нажал на курок. Темнота взорвалась яркой вспышкой, с потолка полетела какая-то труха. Так, по крайней мере здесь все в порядке. Он вновь дослал патрон в ствол и стал ждать.
Молодой человек закрутил головой, но вновь никого не увидел.
– Успокойся, – выдохнула ночь.
Странный голос засмеялся и добавил ласково:
–
Из темноты прямо перед обалдевшим парнем появилась крошечная девочка.
Сергей отпрянул, в голове вихрем пронеслись слова инвалида насчет маленькой девочки, в которую вселилась ведьма.
– Мой милый мальчик, – промолвило создание в белом платьице, протягивая к нему руки. В каком-то трансе Бакунин смотрел на эти руки, не в силах отвести взгляд, – пальцы были непомерно длинные, искривленные, как у больной старухи, и оканчивались кривыми когтями.
Усилием воли он стряхнул с себя сковывающее оцепенение.
МАЛЬЧИК? Все его существо захватила волна всепоглощающей злости. ОНА ИЗДЕВАЕТСЯ НАД НИМ! Ведьма это или нет, сейчас он ей покажет!
Между тем миловидное лицо девочки в одно мгновение превратилось в страшное лицо ведьмы с безобразным свисающим носом и гнилыми зубами.
Он начал стрелять в существо.
В воздух взлетали клочки от беленького, светящегося в темноте платьица. В какой-то момент Сергей ощутил в себе силу, сравнимую, наверное, только с необъятным могуществом Вселенной. Небесное создание с лицом старухи начало метаться, злобно хохоча, потом неожиданно вскочило на стену, и, держась за доски непостижимым образом, как паук, засеменило к выходу.
«Я же попал в нее. Почему она жива?!»
«Разве ведьму можно так просто убить?» – услышал он собственный голос, глухой и каркающий.
Вскоре фигурка в белом платье исчезла из виду, и осталась только безмерная усталость и опустошенность. Нахлынули обычные запахи. Сергей на негнущихся ногах подошел к воротам, ткнул их, и створки распахнулись, впуская свежий холодный воздух. Голова кружилась. Он пошел, шатаясь из стороны в сторону, в каком-то остервенении сжимая обеими руками ружье. Впереди показалась темная фигура, что-то несшая в руках. Это был Александр, на руках у него была бесчувственная Евгения.
Потом они сидели в столовой и пили, почти не пьянея. Женя вздрагивала от малейшего шороха и почти не отходила от Александра.
– Ты веришь нам? – спросил Александр после затянувшейся паузы.
Помедлив, Сергей кивнул.
– Понимаю, звучит как бред, но все было так, как я рассказал, – сказал Севастьянов.
– Если бы я сам не видел эту бестию в конюшне, может, и не поверил бы, – сказал Бакунин. – Надо разбудить Макса. Он должен знать, что тут творится.
– Думаешь, поверит? – хмыкнул Александр, вновь наполняя рюмку. Наверху послышался скрип половиц. Кто-то направлялся к лестнице.
– Вон он, Макс твой, – сказал Севастьянов, одним махом выпил и уставился покрасневшими глазами на лестницу. Но это был не Фирсов. Со второго этажа на них, не мигая, смотрел прокаженный, стекла очков блеснули в скудном освещении дома. Забинтованные пальцы барабанили по перилам.
– Это… он? – тихо выдохнула Женя, Александр мрачно кивнул, и девушка вцепилась в его руку мертвой хваткой.
– Женя, мне больно, – сквозь зубы сказал Александр, и пальцы девушки немного разжались.
– Добрый вечер, – прошелестел инвалид и с ловкостью стал спускаться на коляске вниз. Одной рукой он придерживался за перила, в другой держал неизменное ружье.
«Он, наверное, и на горшок садится с двустволкой», – подумал с неприязнью Бакунин. И тут же в голове возникло: «А ведь не наврал насчет ведьмы! Значит, не такой уж он и сумасшедший».