Кристиан Флойд. Страж Либерилля

Идти пришлось недолго. Вся дорога до двухэтажного каменного дома, выглядевшего среди других построек Консо чуть ли не дворцом, прошла в полном молчании. Спрашивать мне ничего не хотелось, а мои сопровождающие словно в рот воды набрали. Лишь скрипела наша обувь да слышны были звуки прибоя и крики чаек. Повстречавшиеся нам люди старательно отводили глаза в сторону или попросту делали вид, что не замечают нас. Ну а потом, когда найдется тело, окажется, что никто ничего не видел.

Хотя тело вряд ли найдется: вот оно, море, рядом. Сколько тайн оно хранит?

Вендель ждал нас на террасе, покуривая сигару. От воды тянуло йодом и солью. С моря дул зябкий ветерок, и потому глава либерилльского криминального мира, сидевший в кресле-качалке, был прикрыт до пояса шерстяным пледом. Красным, в крупную темную клетку. На столе перед Венделем стояли медный узкогорлый кофейник и чашка, самая обычная, глиняная, с давно потускневшей глазурью. Хозяин дома, не обращая на нас внимания, смотрел куда-то вдаль, где на самом горизонте дымил всеми своими тремя трубами пассажирский лайнер.

Не так давно, примерно с полгода назад, Либерилль посетил Иоганн Абвстель – мировой шахматный король. Он давал сеанс одновременной игры. Сам я участия в игре не принимал, но поглазеть на человека, который удерживает шахматную корону уже второй десяток лет, конечно же сходил. Так вот, эти двое похожи: у обоих высокий, с залысинами лоб, серые колючие глаза и длинный, с горбинкой нос. И возраста примерно одного и того же, за сорок. Рост их сравнить было сложно, поскольку оба они, Абвстель – тогда, а Вендель – сейчас, сидели.

Словом, в криминальном авторитете нельзя было заподозрить когда-то лихого налетчика, об удачливости которого слагались легенды и который сумел совершить побег с каторги, пусть и в другой стране. Внешне – вполне респектабельный господин. О нем самом я знал немного. Вернее, наслышан-то я был о нем достаточно, но что из всего этого являлось правдой, судить сложно. Каждая известная персона овеяна столькими домыслами, легендами и слухами, что попробуй-ка определи, где правда, а где вымысел.

Мы постояли немного, пока наконец верзила не кашлянул, привлекая внимание.

– Привели, Папа. Повезло, можно сказать, – сам шатался неподалеку.

– Присаживайся, Флойд, присаживайся, – предложил мне Вендель, когда отпустил всю троицу едва заметным движением головы. – В ногах правды нет. Ее вообще ни в чем нет.

Тут я был полностью с ним согласен. Помолчали. Я сидел как на иголках. И не потому, что рядом находился тот, чье имя старались не упоминать, а если и произносили, то шепотом, тревожно оглядываясь по сторонам. Все его могущество относительно. Слышал я когда-то разговор отца с Гленвом Дарвеллом, тогда еще возглавлявшим полицейский департамент. Так вот, тот утверждал, что все криминальные авторитеты находятся у полиции на поводке. У кого-то поводок длинный, у кого-то – покороче, но, так или иначе, он есть у каждого.

– Уничтожить полностью криминальный мир невозможно, – вещал Дарвелл. – Это как с крысами. Тех тоже не извести, можно лишь уменьшить популяцию настолько, чтобы она не бросалась в глаза. Для чего еще за всеми этими авторитетами так тщательно наблюдают? Для того, чтобы хоть отчасти держать через них под контролем весь криминальный мир.

Нервничал же я в большей степени из-за того, что денег нет, откуда их брать – непонятно, а день рождения сестры – все ближе. Впору поверить россказням Ковара и отправиться на поиски храма, доверху набитого сокровищами. А я, вместо того чтобы заниматься решением проблемы, сижу в компании неприятного мне человека и многозначительно молчу.

– Сигару не желаешь? – неожиданно обратился ко мне Вендель, указывая на коробку.

– Спасибо, господин Вендель, не курю.

– И правильно делаешь, – кивнул тот, после чего со вкусом затянулся.

Слышал, сигары ему крутят по специальному заказу из самых отборных листов табака, добавляя между ними листы вишневые. Правда, запах даже таких сигар никакого удовольствия мне не доставлял, благо Вендель выпустил клуб дыма в противоположную от меня сторону.

– Расскажи, что произошло на Канатной.

И я рассказал. Все, что видел и слышал. Лгать о том, что оказался напротив банка случайно, не стал. Удивляться его осведомленности тоже не стал. Как не мучил себя вопросом: откуда он узнал о нашем там присутствии? Не один ли из моих парней кому-нибудь проболтался? Или даже рассказал самому Венделю. Не так, как я, а придя к нему добровольно, потому что их связывает то, о чем я не знаю. Правды нет – это так же неоспоримо, как и то, что никому верить нельзя.

«Не верь никому. Ни при каких обстоятельствах, – любит повторять Винсенте. – И тогда ты никогда не разочаруешься в людях, а это всегда больно. К тому же сумеешь избежать многих проблем».

– Примерно так я и предполагал, – задумчиво изрек Вендель, когда я закончил свой рассказ. – Что было дальше?

– Не знаю. Дальше мы ушли.